Пришедший меня искать Эден был в ярости.
— Они отказываются сотрудничать. Не потому, что у них есть какая-то веская причина, а потому, что это мой план!
Вместо того чтобы, как обычно, все последовательно объяснить, он просто раздраженно говорил. Я в замешательстве уставилась на Эдена.
— У... успокойся. Попробуй объяснить…
Однако он не успокоился даже после моей просьбы. К счастью, Эден был достаточно воспитанным молодым человеком по имени Ча Су-хен, поэтому ничего не ломал вокруг.
Выпрямившись, он повернулся ко мне, уперев руки в бока.
— Знаешь, что говорит архиепископ?
...Как, как я могу это знать?
— Поскольку это мой план, он собирался ему безоговорочно отвергать. Знаешь почему?
Конечно, это не не было известно, поэтому я лишь слегка покачала головой.
— Потому что Серафина велела ему это сделать.
— …Серафина?
От неожиданности я широко раскрыла глаза, а Эден глубоко вздохнул.
— Не знаю. Они просто сказали, что Бог дал пророчество, что мой план провалится, поэтому она говорит ему противостоять всему, что я предложу.
Сказав это, Эден ударил по стене.
Я вздрогнула.
— Это абсурд. О чем они вообще говорят? Они не хотят слушать меня, потому что мой план обречен на провал? Это воля Бога?
Затем он зарычал и задал вопрос, который паладину произносить не следовало.
— Тогда зачем вообще нужен такой бог?
Пока я слегка растерянно смотрела на лицо Эдена, я увидела зацепку в его словах.
…Бог предсказал, что план Эдена провалится?
Неожиданно из моих уст вырвались слова:
— Эден, значит, ты меч Тунии?
— Что?
Все еще раздраженный и враждебно настроенный, он посмотрел на меня. Хотя я чувствовала себя еще более подавленной, чем прежде, я рассказала ему о том, что произошло в молельне.
— Известно, что план меча провалится.
Казалось, мои слова окончательно испортили настроение Эдена.
— Мой провал предопределен, и ничего нельзя сделать, чтобы это изменить, потому что это воля Бога?
Я не смогла заставить себя кивнуть. А все из-за уверенности, посеянной в моем сознании кем-то, кто никогда не ошибался. Однако я не могла ни согласиться, ни возразить, поскольку атмосфера вокруг Эдена была слишком безжалостной.
"Ему должно быть ужасно тяжело".
Это было естественно.
Когда кто-то говорит, что исход предопределен, независимо от того, что будет делаться, это очень неприятно, поскольку это значит, что ничего невозможно изменить. Для человека, уверенного в своих силах Эдена это, несомненно, унизительно слышать.
Он стиснул зубы и нахмурился, расхаживая взад-вперед.
Тем временем Эден терял самообладание, а я поняла, что должна сохранять ясность ума. В любом случае, рассчитывать на сотрудничество храмом Тунии невозможно. Казалось, Бог Тунии намерен провести его через множество испытаний. Кроме того, если Серафина представляла Бога Тунии, ее помощи тоже нельзя было ожидать.
Итак, в этой ситуации, когда Раньеро яростно гнался за мной, какой был бы наилучший выбор?
Я закрыла глаза и постаралась мыслить как можно спокойнее.
Раньеро потерял рассудок. Он преследовал меня, я была его единственной целью. Было безопасно предположить, что времени для переговоров не осталось. Для меня самым возможным исходом было оказаться в заключении и страдать, как это происходило с Серафиной в оригинальной истории.
Я содрогнулась.
"…Невозможно. Ни за что".
Жизнь в Актилусе была не такой уж плохой. Но это лишь потому, что Раньеро до сих пор был относительно снисходителен ко мне. Теперь же я не могла рассчитывать на его милосердие.
Страх настолько захлестнул меня, что я едва сдерживала смех.
— Теперь он охотится на меня.
Как и говорилось летом, похоже, что зимой Раньеро начал охотиться на Анжелику. Воспоминания о леденящей душу летней охоте нахлынули вновь. Тогда добыче хотя бы предоставляли оружие.
Я взглянула на меч Тунии.
— Эден…
Он обернулся на мой зов.
Его глаза всегда были как бездонная черная бездна, но почему-то мне уже не было страшно.
— Заставь Актиллу истекать кровью, а затем иди к старому святилищу и открой дверь. Я отвлеку его.
Когда я впервые решила покинуть Актилус, я даже представить себе не могла, что скажу такое.
Я крепко зажмурилась.
Хорошо.
Когда кровь Актиллы прольется, посмотрим, что скрывается за той дверью, которая откроется с помощью меча Тунии.
˚ ・: * ✧ * :・ ˚
Все чувства Раньеро были открыты, включая шестое чувство, и он продолжал неутомимо скакать. Голос, что шептал ему не идти, говоря, что это может быть ловушка, казалось, уже понял, что остановить его невозможно. Вместо этого голос будто подгонял его, призывая скорее закончить дело и вернуться домой.
Вернуться домой с Анжеликой — вот все, чего он хотел.
Чем больше времени Раньеро был в одиночестве, тем больше чувствовал себя опьяненным.
…Охота.
Разговор с Сисен в гостиной маркиза уже давно исчез из его памяти. Прощение или доверие ничего не значили. Все, что имело значение, — это вернуть Анжелику и убедиться, что она больше никогда не сбежит.
Тем временем голос подпитывал его нечеловеческой силой, он желал насилия. Не было причин сдерживаться и выбирать средства, чтобы удержать Анжелику рядом. Если она уже боялась его и не могла любить, то и ладно.
Он больше не будет искать эмоций.
Когда он приблизился к храму Тунии, его решимость окрепла. В ясный вечер, все еще холодный, как подобает зиме, он достиг своей цели. Небо было окрашено оттенками багрового, словно кровавое море. Лошадь, на которой он скакал, наконец рухнула, пуская пену изо рта.
Раньеро оставил павшую лошадь на холодной земле, снял лук и меч, прикрепленные к седлу.
Он ощущал себя полным сил, как никогда прежде.
…Анжелика была близко.
Он чувствовал это всем своим телом; его сердце бешено колотилось. Оно вырывалось и гремело.
Зубы стучали от волнения, но он был счастлив.
Пока холодный ветер дул ему в спину, подгоняя к храму, архиепископ уже стоял у дверей, будто знал, что он придет. Раньеро поднялся по ступеням перед храмом. Его голос прозвучал громко.
— Я пришел за своей женой.
Архиепископ спокойно на него взглянул. Однако встретившись с его багровыми глазами, он почувстовал страх. Его веки веки задрожали.
Даже его голос дрожал.
— Она ушла.
Раньеро стиснул рукоять меча и спросил:
— Когда?
— Несколько часов назад.
— Куда?
Архиепископ вспомнил, как Императрица покидала храм. Она сказала, что направляется в старое святилище. Эден, стоявший рядом с ней, бросил на него быстрый взгляд, прежде чем последовать за ней.
— На север…
— В те руины.
Старое святилище, которое ремонтировалось в течение нескольких месяцев, уже не было руинами, но там еще никто не жил. Архиепископ думал, что он немедленно развернентся и отоправится преследовать Анжелику. Однако Раньеро не собирался отпускать храм так легко.
— Отдайте мне святую.
Плечи архиепископа дернулись, когда кто-то закричал:
— Разве мы не указали местонахождение Императрицы?!
Раньеро холодно ответил:
— Молчать. Это цена за то, что вы обманули меня, когда я был здесь. Отдайте мне святую.
Он без колебаний толкнул архиепископа в сторону. Затем, пробившись сквозь толпу, направился к храму Тунии. Он знал, где была святая.
Ему нужно было лишь добраться до места, где он однажды слышал голос Анжелики.
Шагая уверенно, так же как, когда он пересекал пустошь, Раньеро спокойно открыл дверь молельной — места, которое все верующие Тунии почитали и боялись испортить.
В центре комнаты сидела женщина, которая, по его мнению, имела очень невыразительный вид. Она поднялась, ее лицо побледнело, когда осознала, кто вошел. Она пыталась скрыть страх, но ее губы дрожали. Серафина спокойно тушила свечи и убирала чашу с водой на место, однако Раньеро не стал ждать. Он грубо схватил ее за запястье и потащил за собой.
Чистая грубая сила, без намека на что-либо иное. Услышав тихий вскрик Серафины, священники напряженно смотрели на Раньеро. С насмешливой улыбкой на губах он притянул ее к себе.
— Вы спрятали то, что для меня важнее всего. Поэтому будет справедливо, если я заберу то, что самое ценное для вас. Разве это несправедливо?
Даже когда Серафину уводили, никто не осмелился остановить Раньеро. Его глаза горели яростью, и это парализовало всех вокруг страхом.
Только тогда они поняли.
До этого момента Раньеро был к ним необычайно добр.
— Если я смогу вернуть Энжи целой и невредимой, я пощажу и эту женщину. Но если я ее не найду...
В его ярко-красных глазах сверкнули искры.
— Если я не смогу вернуть ее в целости, эта женщина тоже не останется цела.
Священники тихо застонали. Они хотели умолять Раньеро, уверяя его, что Императрицу Актилуса без их ведома привел сюда Эден, и они не намеревались конфликтовать с Актилусом.
Поэтому не забирайте нашу святую.
Однако Серафина повернулась к ним с хрупкой улыбкой и покачала головой.
— Все в порядке.
И добавила загадочную фразу:
— Потому что это не я.
Они скрылись в мгновение ока.
Серафина побежала. Нет, правильнее будет сказать, ее тащили с такой скоростью, что ноги ее постоянно подворачивались, и она то и дело оступалась, подворачивая лодыжки.
Само собой Раньеро не заботило ее состоянии.
Была поздняя ночь, когда они прибыли к старому святилищу.
Раньеро застыл на месте.
Вдалеке развевались светло-розовые волосы. Впервые за долгое время он увидел Анжелику. В ее руках был лук. Лук, которым он сам учил ее использовать.
Медленно она натянула тетиву и прицелилась в него.
Раньеро пробормотал:
— Да. Стреляй в меня, вот так. Посмотрим, сможешь ли ты прострелить меня насквозь.
Глядя ей прямо в глаза, он увидел в них не любовь, а лишь тревогу и страх. Анжелика верила, что он должен умереть, чтобы она смогла чувствовать себя в безопасности.
От этого зрелища у него похолодело внутри.
И все же он заметил ее нерешительность. Эта робкая женщина сомневалась, сможет ли ее стрела пробить его, благословленного самим Богом Войны.
Раньеро толкнул Серафину в сторону, а затем также вынул стрелу из своего колчана, натянул тетиву и прицелился в Анжелику.
Он заявил:
— Давай покончим с этим.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления