Кто бы мог подумать, что на лице высокомерного и высокомерного Раньеро можно увидеть неуверенность и отрицание реальности? Все это было делом рук Анжелики, но Сильвия была рада осознавать, что в этом также был и ее собственный вклад.
Она пыталась, но не могла сдержать смех.
Всю ее жизнь посвятили ему. Ее тело и душа с самого рождения предназначались для того, чтобы принадлежать человеку, которому суждено стать Императором.
Она покорилась этой судьбе.
Она стала сильной, красивой и грациозной женщиной. Она достигла такого совершенства, что ее мать и брат не смогли принять выбор Раньеро и придумали дерзкий план.
Так семейство Жак было обречено на гибель.
Как только она вырвалась из их тисков, она попала в другие, сделавшие ее игрушкой. Ее жизнь принадлежала другим… то, что для нее было жизнью, для других было забавой. Как только она это осознала, она возненавидела свою судьбу и презирала Императора, игравшегося с ее жизнью, а затем потерявшего к ней интерес.
Она не хотела жить такой жизнью.
Сильвия не искала отомщениия в жизни. Она также знала, что никто не мог ей возместить потерянное, ведь имя Жак и насмешки будут преследовать ее всю жизнь.
Это был неизлечимый шрам.
Поэтому, если ей суждено было носить неизлечимые раны, было бы справедливо причинить такую же боль тому, кто причинил эти раны ей.
"…Он поиграл со мной. Немного повеселился, дразня меня, пока я боролась".
Лицо Сильвии было бледным, но оставалось красивым.
Теперь твоя очередь.
Тем временем Раньеро не мог воспринимать ее слова. Впервые в жизни с ним произошло что-то плохое без его ведома. Он не мог выбросить из головы времена, когда она шептала ему слова любви.
Анжелика сказала, что любит его.
Не может быть, чтобы она оставила того, кого любит.
Он безуспешно пытался сопоставить Анжелику в своих мыслях и текущую ситуацию, пытался понять. При этом он игнорировал слова Сильвии: "Потому что вы для нее сущий ужас". Ведь как только он примет эту истину, он не сможет этого вынести.
Он улыбнулся.
Уголки его губ приподнялись, так что можно было бы сказать, что он улыбался, но никто в комнате не подумал, что он улыбается на самом деле.
— Охота…
Слова сорвались с его губ.
"Ах, да. Вот оно".
Вот ответ, который сразу разрешил все его сомнения относительно этой ситуации.
Если подумать, Анжелика всегда была его зимней добычей, и она, вероятно, готовилась к этому. Следы от стрел на стволах деревьев были тому свидетельством.
— Да, зимняя охота. Это зимняя охота. Кажется, что на этот раз понадобятся более обширные охотничьи угодья.
Вся эта суматоха выглядела как милая уловка, подготовленная его женой.
Думая так, он почувствовал облегчение, хотя его руки все равно дрожали. Указывая эфесом меча на Сильвию, он изобразил на лице спокойную улыбку, будто понял все. Однако в его глазах было видно, что он лишь делает вид, что спокоен.
Его веки дрогнули.
— Я считаю это допущением. Ведь Императрица любит меня, так что…
— Императрица никогда тебя не любила.
Услышав эти слова, Раньеро зажмурился и стиснул зубы. Его лицо покраснело, вены на шее вздулись.
— Заткнись.
— Все это время она думала о побеге.
— Ты ее не знаешь. Анжелика не умеет лгать.
Это было единственное, за что он мог зацепиться. Анжелика не могла лгать. Когда она пыталась соврать, он сразу это видел. Она боялась, что он разгневается, если узнает. Ей не хватало мужества.
Его гнев был тем, чего она боялась больше всего на свете.
Сильвия усмехнулась, и смех ее был резок.
— Теперь она доказала, что это возможно.
Раньеро посмотрел на женщину рядом с Сильвией. Он не узнавал ее лица, но логически предположил, что это, должно быть, служанка, Сисен.
Он указал на нее и попытался вновь опровергнуть слова Сильвии.
— Эта женщина — горничная, которую моя жена ценила, как себя саму. Она бы никогда ее не оставила. Твои попытки запутать меня ложью заканчиваются на этом.
Затем он взглянул на Сильвию, ожидая ее реакции.
Сильвия не отступила, напротив, ее насмешливость лишь усилились.
— Кажется, вы знаете Императрицу хорошо. Но почему же тогда вы не знали, что она всегда хотела убежать?
Раньеро издал зловещий звук стиснутыми зубами, его глаза налились кровью.
Он обнажил меч.
"Я вырву этот лживый язык".
Когда он поднял меч, отражение солнечного света на сверкающем лезвии стало ослепительным. Его разум застилал густой туман. Все, что касалось Анжелики, оказалось запятнано. Уверенность и высокомерие, которые всегда светились в нем, теперь омрачались разочарованием.
Он корчился в эмоциональных муках.
Он знал о таком чувстве, но испытывал его впервые. Естественно, он не был к нему готов. До этого знакомыми ему негативными эмоциями были раздражение и скука. Благодаря своей проницательности, острым чувствам и врожденным способностям он всегда стоял выше всех.
Чем выше ты поднимаешься, тем больнее падать.
Чувства давили на него.
Вырвать язык? Этого недостаточно. Надо убить. Он и не знал причины, но это нужно было сделать.
— Хотите убить меня?
Он так сильно стиснул зубы, что у него заболела челюсть.
— Убейте меня! Я готова умереть. Давайте, убейте меня, и тогда ваша супруга будет бояться вас еще сильнее. Убейте меня, найдите свою жену и скажите ей, что убили Сильвию Жак! Что вы убили бедную горничную, попавшуюся вместо нее!
— Нет.
Раньеро вновь отказался.
— Императрица испытывает к тебе не любовь, а страх. Попытайтесь вогнать в нее этот страх еще глубже.
— Нет.
— Пока она боится вас, ва не получите любви!
— Нет!
Меч взметнулся.
Осознав это, он застыл; меч не попал в цель и неловко ударился о землю. Сильвия посмотрела на него, поскольку он не коснулся ни единого ее волоска.
Все вгляды устремились а него, когда он пошатнулся.
— Нет…
Его голос прозвучал жалобно.
Герцог и герцогиня Тосино были потрясены столь уязвивым видом Императора. Раньеро дрожащими руками поднял упавший меч.
…Он не мог убить Сильвию.
Ее хитрый язык сковал его запястья и заставил уронить меч.
Засунув меч в ножны, он снова поднял его в воздух. Однако, словно под проклятием, его руки отказывались повиноваться. Он выкрикивал бессмысленные слова и опустил меч, а затем опустился на корточки и схватился за голову. Несмотря на то что он хотел все отрицать, каждое ее слово крючком впивалось в его разум и не отпускало.
Анжелика исчезла.
Если Сильвия говорила правду, она убежала, потому что боялась и ненавидела его, а слова "Я люблю тебя" были ложью, чтобы успокоить его.
Он хотел спорить, что Анжелика не боится его до такой степени, но…
Он слишком много раз видел ее испуганное лицо, чтобы утверждать это.
Когда Раньеро поднял глаза, две связанные женщины молча смотрели в его сторону.
В его характере было бы правильным казнить этих двоих, поскольку они оскорбили Императора. Однако, если он сделает это, то, как и говорила Сильвия, напугает Анжелику еще больше. Он знал, что страх никогда не был другом Анжелики. Когда ей снились кошмары, она царапала горло ногтями. Страх побуждал ее причинять себе вред.
Если он был источником ее страха, то, возможно, ее судьбой было сбежать от него.
Но это ему не нравилось.
Раньше Раньеро никогда не упускал желаемое. Грабежи, покорение и завоевания давно стали его верными спутниками. Унижение же, напротив, оставалось чуждым ему чувством.
Он должен вернуть ее.
Анжелика знала, что он не отступится. Он был уверен, что, даже убегая, она никогда всерьез не полагала, что сможет убежать от него навсегда. Поэтому она не особо удивится, если он поймает ее.
— Боится меня…
Он пробормотал.
Она и должна бояться, ведь осмелилась пойти против него. Анжелика наверняка боялась последствий своих поступков.
В этот момент лицо Раньеро, до этого отражавшее сильное волнение, вдруг стало спокойным.
Сильвия нахмурилась, замечая тревожное изменение.
— Мне просто нужно дать ей понять… что ей не нужно бояться.
Он решил, что это сработает.
Все, что ему нужно было сделать — это догнать ее и вернуть, а потом простить. Он мог показать ей, что Сисен и Сильвия, которых она так ценила, остались невредимыми, успокоить ее, сказать, что не злится, и обнять ее.
Кроме того, сам факт побега Императрицы может стать досадной сплетней, следовать за Анжеликой повсюду, и возможно, принести ей позор. Поэтому он решил, что все это можно представить как "забаву зимней охоты".
Беспокоиться не о чем.
Хоть в его глаза обрели спокойствие, это не означало, что он стал рассудительнее.
Он тихо сходил с ума.
В конце концов, он вновь заговорил с привычной, расслабленной и сладкой улыбкой, в которую было сложно поверить, зная, что еще мгновение назад он был полностью разбит.
— Просто веселая игра.
Разум подсказывал, что это не весело, но Раньеро игнорировал этот голос.
Забавная игра.
"…Игровое поле, подготовленное для меня моей Энжи".
Похвально и умилительно.
Раньеро усмехнулся, повторяя про себя, что это забавно. И он действительно думать, что это весело.
Сильвия ошеломленно смотрела на него.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления