Онлайн чтение книги Муж-злодей, которым ты одержима, здесь Villainous Husband, the One You’re Obsessed With is Over There
Глава 74

— Ты помнишь, как потеряла сознание?

Когда Серафина поставила поднос, который она принесла, на низкий стол, и задала свой вопрос, я на мгновение ошеломленно уставилась на ее лицо, и только спустя несколько мгновений пришла в себя.

— Ах, да…

— Я слышала, что ты семнадцать дней шла через зимнюю пустошь. До прибытия в близлежащую деревню у тебя даже не было подходящей одежды.

Когда она сказала это, казалось, что я прошла по крайне трудному пути.

Я покраснела.

— К счастью, было не так уж и сложно.

Вместо того чтобы драматизировать, я ответила скромно, что шло вразрез с моими обычными принципами. Возможно, это было влиянием святой, стоявшей прямо передо мной. Затем Серафина заговорила снова, ее длинные ресницы отбрасывали тень на щеки.

— Даже натренированные паладины не решаются на такие безрассудные поступки.

"…Этот путь предложил тренированный паладин Эденом".

— Пришедший с стобой паладин, тоже истощен, поэтому сейчас отдыхает.

— Ах…

Я неловко сцепила руки и посмотрела на нее. Она продолжала говорить, не глядя на меня, и выпрямилась. На лице мелькнула дружелюбная улыбка.

— Ну что ж, садись. Я принесла еду.

Я подошла к столу, следя за ее едва уловимыми движениями. Две миски с картофельным супом и хлебом источали приятный аромат. Сев за стол, я взглянула на Серафину, и она, наконец, тоже села.

— Я — Серафина.

Она представилась очень сдержанно. Почувствовав напряжение, я выпалила:

— Я…

Как мне представиться? Еще три недели назад я бы представилась как Анжелика Унро Актилус.

Я опустила голову.

— Я Анжелика.

— Анжелика.

Хотя я уже знала, кто она, я все равно спросила:

— Ты — святая Тунии, да?

Ее ярко-голубые глаза на мгновение будто потемнели, но Серафина подняла деревянную ложку с мягкой улыбкой.

— Так обо мне говорят.

Она начала есть картофельный суп. Ее движения были грациозными. Даже за обеденным столом, где привычки людей проявляются сильнее всего, а напряжение обычно ослабевает, в каждом ее жесте не было ни одного лишнего движения.

Я была впечатлена.

Те, кто так хорошо контролируют свое тело и при этом выглядят расслабленными, часто хочет показать себя с определенной стороны. Все это было для того, чтобы создать атмосферу и что-либо продемонстрировать.

Со мной было так же. Изначальная владелица этого тела была принцессой, и такие, как я, замечали, как другие пытаются себя преподнести. Тем не менее, Серафина вела себя естественно. Либо это была безупречная игра, которую даже я не могла распознать, либо она была действительно искренней — это вызывало восхищение. От нее исходила скромная элегантность, проявляющаяся только у тех, кто не придает значения украшениям.

В этот момент я поняла, почему так напряжена.

…Серафина была доброй, но сокрушительной.

В течение всей трапезы она не проронила ни слова. Возможно, такими были правила этикета в храме, поэтому и я закрыла рот и начала есть. Картофельный суп был настолько вкусным, что едва не вызвал у меня слезы. Мы не проронили ни единого звука, даже столовые приборы не звенели о посуду, это сделало время трапезы невероятно спокойным. Когда с едой было покончено, Серафина убрала миску и приборы на деревянный поднос.

Немного поколебавшись, я спросила:

— Это твоя комната?

— Верно. Это комната, соединенная с молитвенной.

— Молитвенной?

— Да, молитвенной. Я пользуюсь ей одна.

— Обычно… какие молитвы ты возносишь?

Ресницы Серафины слегка вздрогнули при моем вопросе. Однако в следующую секунду она уже выглядела такой же спокойной, и я засомневалась, не ошиблась ли я.

— Когда возникает ненависть, я молюсь. Прошу Бога даровать мне спокойное сердце.

Несмотря на то что я хотела спросить, даровал ли Бог Тунии ей это спокойствие в такие моменты, была ее очередь говорить. Она снова обратилась ко мне:

— Ваше Величество, Императрица Актилуса… Я слышала, ты убежала.

Я неловко кивнула.

— Да…

— Почему ты сбежала?

С моих губ сорвался глубокий вздох.

Я пришла сюда, чтобы объяснить все Серафине и убедить ее убить Раньеро. Я решилась поставить свои интересы на первое место и жить эгоистично, и до сих пор я твердо придерживалась этого принципа.

Но, глядя на нее, слова не выходили из моего рта.

В конце концов, я отвела взгляд и уклонилась от ответа.

— Эден ничего тебе не говорил?

Я попыталась себя успокоить.

Она, вероятно, сочтет его слова более убедительными. Эден был более собранным и рациональнее излагал информацию, и, по сути, он должен был объяснять, разве нет?

Однако Серафина ничего не сказала.

Когда я снова приподняла веки и посмотрела на нее, мое сердце сжалось. Казалось, я затронула ее самое уязвимое место. Ее губы приобрели голубоватый оттенок. Мне показалось, что я поразила беззащитное и священное существо ножом, и на меня нахлынуло чувство вины.

Ее пальцы дрожали.

— Странно…

Она произнесла одно слово.

Я затаила дыхание, ожидая, что она заговорит снова.

Серафина какое-то время пыталась продолжить говорить. Она выглядела, как человек, который не знает, как начать сложную историю, с которой ей трудно справиться. Возможно, ей нужно было время, чтобы смириться с тем, чего она не хотела признавать. В любом случае, она посмотрела на меня и напряженно начала говорить.

— Мужчина, долго меня презиравший, признался, что на самом деле влюблен в меня, и его изгнали.

Мое лицо вспыхнуло, и мне захотелось сбежать отсюда. Серафина, должно быть, знала, что признание Эдена было всего лишь способом для изгнания.

— Конечно, это ложь.

Я не могла сказать ни слова.

— А через несколько месяцев ты вернулась с ним. Это совпадение?..

Несмотря на ее слова, ее манера речи оставалась дружелюбной. В ее голосе я не почувствовала никакой обиды.

Глупо, но от этого мне стало легче.

— Возможно, нет. Он бы сделал все, чтобы встретить тебя, нет, он пошел бы еще дальше… чтобы привезти тебя сюда.

Пара ледяных голубых глаз смотрела на меня.

Тонкий аромат щекотал кончик моего носа. Все, что было в 「Цветы распускаются в бездне」здесь становилось понятным. Видя перед собой главную героиню, я осознала всю трагичность ее судьбы. Иногда такая красота… могла стать величайшей трагедией для человека.

Ощущая легкую печаль, я заставила себя улыбнуться.

— Похоже, он попался.

Продолжать этот спектакль было бессмысленно. Ответ уже твердо укоренился в сознании Серафины.

— Я знаю, что Эден не любит меня.

В ее словах прозвучала печальная уверенность.

Читать о печальной любви Серафины на бумаге и видеть ее вживую вызывало совершенно разные ощущения. На меня обрушилось ощущение подавленности. В то же время я не могла заставить себя утешить ее. Казалось, что любая попытка поднять ей настроение лишь погрузит ее в еще более глубокую пучину отчаяния.

Она робко улыбнулась.

— Вот почему я не смогла встретиться с ним… Я боялась. Я ненавидела себя и очень грустила.

С другой стороны, меня поразило, как откровенна она была со мной. Хотя напрямую она не призналась в своей любви к Эдену, ее печаль была настолько очевидна, что даже не знавший ничего заранее человек, мог бы понять ее чувства. Серафина до сих пор тщательно скрывала свои чувства и никому не позволяя догадаться.

Но почему она открылась мне?

Хотя я была любопытна, я знала, что спрашивать об этом напрямую было бы неправильно. В такие моменты единственным, кто мог бы задавать вопросы без зазрения совести, был бы Раньеро.

Внезапно мое сердце сжалось.

И тогда в памяти всплыли слова Эдена.

"Не пытайся узнать, о чем думает Серафина. Это причинит боль, как только ты начнешь копаться."

Но как я могла не проявлять любопытство?

Эмоции — это не то, что можно контролировать разумом. Тем не менее, я частично приняла совет Эдена — а значит, воздержусь от того, чтобы спрашивать о том, что меня интересует. В любом случае, мне становилось все сложнее говорить нечто вроде "Иди спроси Эдена", я не могла предложить Серафине встретиться с ним в одиночку.

"Я, должно быть, стала слабее, как и говорил Эден."

Я считала себя достаточно суровой, когда добиралась сюда… но, возможно, именно из-за того, что передо мной Серафина, я стала более хрупкой.

Встречаясь со столь нежным человеком в такой обстановке, я осознала, что Раньеро, обладающий способностью к жестокости, точно был необычным человеком.

Я горько усмехнулась.

"…Кажется, в конце концов, мне придется все рассказать".

Я тщательно подбирала свои первые слова.

— Недавно Бог Тунии не давал откровений?

Серафина выпрямилась и посмотрела на меня. Казалось, вместо ответа она ждала, когда я закончу свой рассказ.

Без сомнения, поднимать этот вопрос было невероятно сложно. Моя просьба была слишком наглой. Я не испытывала унижение, когда стояла на коленях перед Раньеро, но перед Серафиной я чувствовала себя тщедушной.

В конце концов я решила быть краткой.

— Вскоре сюда прибудет Император Актилуса.

Тонкие брови Серафины слегка изогнулись.

— Пожалуйста. Его…

Внезапно стало трудно дышать. В голове возникло поле с цветами, белыми и прозрачными, рассыпанными, словно лепестки, и создающими ослепительную картину на фоне неба.

Именно сейчас пришло это видение...

— …Пожалуйста, убей его.

Как только слова сорвались с моих губ, "уверенность" снова вернулась ко мне и зашептала:

"Только Милосердие может остановить дыхание войны".

Я повторила шепот про себя.

— Только святая Тунии способна сделать это.

Добавив толику собственного толкования.