Я все это время пряталась в дальней части молитвенной комнаты, в комнате Серафины.
— Случится беда, если армия Актилуса тебя заметит, верно? Оставайся здесь. Сюда никто не приходит.
Я кивнула на слова Серафины.
В молитвенной комнате разрешено было находиться только мне. Она оказалась холоднее и строже, чем я думала. В отличие от уютной и аккуратно оформленной спальни Серафины, это место казалось гнетущим.
В комнате были невероятно высокие потолки, и под самым потолком располагалось два маленьких оконца. Из этой комнаты невозможно было увидеть происходящее снаружи, и единственное, по чему можно было определить погоду, было пробивающееся через окна слабое солнечное освещение. Окно было открыто, так что казалось, что дождь или снег свободно проникнут внутрь.
Прошло несколько дней с тех пор, как я осталась в комнате Серафины.
Я наблюдала через занавески в окне, как армия Актилуса приближалась к храму. Во главе войска на своем любимом коне ехал Раньеро. Облаченный в черную меховую накидку, он выглядел великолепно, и мой взгляд все время останавливался на нем.
Когда он подошел ближе, я быстро задернула занавеску и села.
Сердце сильно забилось.
"...Теперь все действительно начинается."
Я перечитывала 「Цветы распускаются в бездне」снова и снова, особенно вступление. Отступление армии Актилуса до сцены, где Анжелика лишается головы во дворце Императрицы в Актилусе.
Сидя на кровати Серафины и погружаясь в историю, я сворачивалась в комок и проводила пальцами по буквам. Хоть в книге происходящее и занимало всего лишь несколько строк, ситуация разворачивалась стремительно. Когда Раньеро смотрел на Серафину, он видел свое отражение в ее ясных, холодных глазах. Он дрожал, охваченный ненавистью к себе, но был заворожен ею.
Он хотел доказать, что не отвратителен.
Вскоре он подошел и нежно дотронулся до ее щеки. Но затем сцена резко менялась, потому что Серафину похищали и увезили в Империю Актилус.
Роман был кратким, а реальность — намного сложнее и длиннее.
Я посмотрела в окно и увидела, как священники расчищают снег.
Прошло уже три дня.
Три дня Раньеро не собирался уезжать отсюда. И причина была мне неизвестна.
С другой стороны, Серафина велела мне не выходить, и с тех пор, как она покинула комнату, она ни разу не показывалась, так что за все это время я ни с кем не говорила. Еду оставляли у двери молитвенной комнаты. Однако даже после того, как ее приносили, я ела без аппетита, и пища часто остывала или становилась жесткой.
Из-за удушающего напряжением я несколько раз плакала.
Я не имела ни малейшего представления о том, как разворачивалась история из-за того, что не могла выйти из комнаты. Я просто хотела знать хоть что-то, поэтому оставалась около двери молитвенной в надежде, что, если услышу священника, приносящего еду, смогу открыть дверь и поговорить с ним.
Сколько времени прошло?
Услышав стук, я резко открыла дверь.
— Э-э...
Я думала, что увижу незнакомца, но это лицо было знакомым. В руках у пришедшего не было еды. Пока я стояла, замерев, он, кажется, тоже удивился, увидев мое лицо.
— Эден...
— Тсс. Где Серафина?
— Ее не было уже три дня. Эден, что происходит?
— Совсем не возвращалась? Черт, где же она?
На обычно спокойном лице Эдена появилась тень. Он провел рукой по лицу и аккуратно отодвинул меня в сторону.
— Ладно. Поищу в другом месте.
Я схватила его за рукав.
— Н-нет. Не уходи. Какая сейчас обстановка? Сюда никто не приходит.
— Это молитвенная комната Святой. По правилам никто не должен входить. Святая выходит, когда необходимо.
Таков был устав. Поэтому никто сюда и не приходил.
Нет, но все же...
Пытаясь сдержать разочарование, я заметила, что Эден беспокойно оглядывался.
— Я не задержу тебя надолго, просто скажи мне. Император... он еще здесь?
— Да.
Его краткий ответ лишь усилил мою напряженность. Эден нахмурился и быстро прошептал мне:
— Сюжет изменился.
— Ч-что ты имеешь в виду?
— Серафина не встретилась с ним. Как было написано в оригинале? Она поприветствовала его, как только он впервые вошел в храм?
Я кивнула.
— Серафина избегает встречи с Императором.
Ах, так вот почему он все еще здесь?
— М-может, мы должны убить его до того, как он уедет?
— Да, и нам нужно попасть в старое святилище до того, как Серафина убьет его.
Я растерялась.
— Что это значит?
— У них армия всего в десять тысяч солдат. Я даже не думал об этом. Храм не мог разместить всех, так что мы отправили их в близлежащие деревни. Они квартируют в домах простолюдинов.
"Не может быть".
— Когда архиепископ сказал, что храм физически не может позаботиться о них, Император бросил на землю мешок с золотыми монетами. Даже не вексель.
Я тихо вздохнула.
Людям в этой деревне золото было не нужно. Оно не имело для них значения. Они жили в основном за счет бартерной торговли, но золото?
Его было трудно превратить его во что-то полезное, оно лишь сделало бы их мишенью для воров, что явно не несло ничего хорошего местным жителям. С другой стороны, молодежь могла бы мечтать забрать золото и уехать в Империю, чтобы начать новую жизнь, но что будет с людьми, которых они оставят?
Он будто бросил камень в спокойный пруд, вызвав рябь в мутной воде.
Раньеро, конечно, знал об этом.
— В любом случае, если Серафина убьет Императора сейчас, тысяча солдат, оставшихся без командира, сметут здесь все, да? Нам нужно уйти до того, как это случится.
— А что будет с людьми здесь? Они умрут?
— Не думай об этом. Кровь Актилуса и меч Тунии... думай только об этих двух вещах.
— Эден, это слишком...
Когда собиралась сказать, что все это становится слишком сложным для меня, я вдруг услышала шаги. Оглянувшись назад, Эден спешно закрыл дверь, а я застыла перед ней, словно статуя.
Из-за двери послышался знакомый голос.
— Что это за место?
Раньеро.
Я зажала рот. Из моих губ вырвался стон, почти как всхлип, и все тело задрожало.
— Как вы попали сюда? В это место запрещено входить посторонним, — спокойно ответил Эден.
После небольшой паузы Раньеро заговорил снова.
— Я слышал голос своей супруги.
Мои ноги подкосились. В тот же миг мое сердце забилось так сильно, что заложило уши. Я боялась, что Раньеро скажет, что откроет дверь прямо сейчас.
— Ее Величество Императрица тоже в храме?
Вместо того чтобы решительно ответить, Эден притворился невинным и переспросил.
Раньеро ответил:
— Нет. Ее здоровье пошатнулось, поэтому за ней присматривают.
— Понятно. Тогда естественно, что невозможно было услышать ее голос здесь.
— С кем ты говорил?
Раньеро не собирался уходить.
Я села, прикрыла губы рукой и задрожала.
— Со Святой. Это молитвенная комната Святой.
— Святой?
— Вход для посторонних...
— Запрещен.
— Если вы заблудились, я могу проводить вас в главное здание.
Будь я на его месте, я бы, наверное, упала в обморок, но Эден говорил уверенно.
Я поползла по молитвенной комнате. Хотя я хотела идти, но это было невозможно, потому что мои ноги отказывались слушаться. Открыв дверь в комнату Серафины, я спряталась под кроватью.
Я пробыла там довольно долго, пока, наконец, не уснула, вдыхая пыль.
˚ ・: * ✧ * :・ ˚
— У тебя испытательный срок. Тебя изгнали, а ты до сих пор не можешь собраться с мыслями и пробираешься в молельню?
Голос командующего паладинами звучал по всему храму. Серафина, тайно прятавшаяся в укромном месте и подслушивавшая разговор, закрыла глаза и плотно сжала губы.
Естественно, ее воображение тут же разыгралось.
Эден пришел туда, чтобы найти ее? Или он пришел к Анжелике?
Скорее всего, он пришел, чтобы найти ее. И все же, из-за этого Серафина не чувствовала себя хорошо. Причина, по которой он искал ее, была очевидна. Вряд ли он подготовил какое-то нормальное объяснение.
Ее долгие, безответные чувства никогда не будут взаимны.
Это было ее наказанием.
"Если бы он хотя бы немного любил меня, он бы не использовал слова о своей любви как средство для изгнания".
Какой холодный человек.
Эден, всегда пылавший верой и послушанием, вдруг охладел ко всему. Вспомнился день, когда архиепископ поделился с ней своими опасениями по поводу него.
— Ну что ж. Будь то утрата горячности или отказ от чего-то, это тревожно. Мучиться из-за подобных вещей и стать равнодушным в восемнадцать лет...
Она вспомнила теплые слова, которые тогда сказала архиепископу.
Не беспокойтесь, Ваше Святейшество.
Не было смысла волноваться об этом.
…В конце концов, беспокоиться о ком-то, кто уже изменился, не имело никакого смысла.
Серафина горько улыбнулась.
И Эден, и Анжелика хотели, чтобы она встретилась с Раньеро и убила его.
Но при этом никто не предупредил ее о том, как опасно скрывать правду и предлагать помощь. Серафина не винила Анжелику, потому что, вероятно, та думала, что Эден должен ее защищать. Или же Анжелика слишком боялась собственной судьбой — что она может вскоре умереть — чтобы думать о чем-то еще.
Но если говорить с точки зрения Эдена…
"…Он, наверное, даже не задумывался о том, чтобы защитить меня".
Будь это необходимо для плана, он бы защитил ее, но если этого не требовалось для достижения его целей, он бы бросил ее.
Таким стал нынешний Эден.
На губах Серафины появилась странная улыбка. Смирение и обида переплелись в неразделимый узел.
Она вышла из тайного прохода.
Чтобы показаться Императору Актилуса.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления