Онлайн чтение книги Сказка о сахарном яблоке The Silver Sugar Master and The Black Fairy
7 Ваш цвет

Когда Энн смотрит прямо и твердо, зрачки Скарлетт слегка дрожат, словно под давлением ее взгляда.

— Ты уверена? — спрашивает Скарлетт после короткого молчания.

— Если это вас устраивает, Скарлетт, — невозмутимо продолжает Энн.

«Пожалуйста, пожалуйста, Скарлетт!»

Энн мысленно кричит.

«Я хочу, чтобы вы получили леденец, были довольна и улыбались. Поэтому здесь и сейчас не делайте неправильный выбор.»

Она ведет себя хладнокровно, но пребывает в отчаянии.

— Если вы будете довольны, наблюдая, как мистер Сайлас скорбит и бродит в поисках миссис Джейн, сделайте так. Если вы думаете начать все сначала с мистером Сайласом, манить перед его глазами богатством или землей, сделайте так. Или если вы можете забыть о мистере Сайласе и весело проводить время, сделайте так.

Глаза Скарлетт расширяются от этих вариантов будущего.

— Выбирать вам, Скарлетт.

В глазах Скарлетт, отражающих образ Энн, мелькает страх. Она боится не Энн, а своего будущего, о котором та рассказала.

«Скарлетт. Пожалуйста.»

Взгляды двух людей переплетаются и не двигаются.

«Не ошибитесь. Вы ведь всё ещё любите мистера Сайласа. Не ошибитесь.»

Энн решает не отводить взгляд, пока Скарлетт сама не сделает выбор, и сжимает кулаки.

— Нужно выбрать?

— Да. Чего вы хотите. Вот и всё.

— Что я хочу?

— Да. Вы сами, Скарлетт.

Все тело охватывает покалывающее чувство напряжения.

Скарлетт открывает рот.

— Я...

Ее пересохшие губы слегка дрожат.

— Я...

⠀

В этот момент.

⠀

— Скарлетт.

В дверном проеме появляется растерянная служанка. Увидев напряженную атмосферу и связанную Джейн, она выглядит ещё более встревоженной.

Скарлетт, собиравшаяся что-то сказать, прикусывает губу, сдерживает голос и глубоко вздыхает.

— Что? — отвечает она, не отводя взгляда от Энн.

— Снаружи прибыл мистер Сайлас.

От этих слов Скарлетт невольно оборачивается.

— Сайлас? Зачем?

— Он сказал, что ночью его жена внезапно исчезла. Он подумал, что, может быть, она пришла сюда.

После короткой паузы Скарлетт слегка прикрывает глаза и со вздохом произносит:— Вот как…

Кратко ответив, она снова замолкает. Довольно продолжительное время она молча остается неподвижной.

— Простите, как нам поступить? — не выдержав тишины, спрашивает служанка.

Словно задержав дыхание, Скарлетт с трудом выдыхает.

— Приведи его сюда.

Когда служанка уходит, поклонившись, взгляд Скарлетт переходит на Финли.

— Отпусти эту женщину, Финли.

— Но она...

— Просто отпусти.

Финли с недовольным выражением лица отпускает руки, держащие Джейн. Но она остается стоять на коленях, не двигаясь.

— Скарлетт...

Когда Энн зовёт её, она поворачивается. У нее спокойное выражение лица, но она решительно отвечает:

— Я сделаю выбор.

Слышатся шаги, поднимающиеся по лестнице, и в дверном проёме появляется Сайлас. Видимо, он с ног сбился в поисках жены: на лбу блестят капли пота, и он тяжело дышит. Заметив стоящую на коленях Джейн, он тут же восклицает: «Джейн!», подбегает к ней, и, опустившись на колени, обнимает за плечи и заглядывает в ее лицо.

— Что здесь, черт возьми, произошло?

Продолжая обнимать жену за плечи, Сайлас по очереди оглядывает Скарлетт, Энн, Шалля и Финли. Подталкиваемая его умоляющим взглядом, Энн отвечает:

— Она направила нож на Скарлетт. Хотела убить ее.

— Ах, — издает он звук, похожий на отчаяние, и крепче сжимает плечи Джейн. — Я так и думал. Джейн, ты... такая глупая.

Сказав это строгим тоном, он ещё крепче обнимает её обеими руками. В его объятиях она начинает всхлипывать. Гладя её по спине, Сайлас быстро шепчет:

— Почему? Неужели ты думала, что я брошу тебя из-за земли? Это не так.

— Неправда. Она сказала, что пришла защищать твою гордость, — выплёвывает Скарлетт.

Сайлас оборачивается и выглядит так, будто вот-вот расплачется.

— Прости, Скарлетт. Во всём этом виноват только я. Это из-за моей одержимости землёй предков. Из-за этого Джейн стала волноваться.

— Ты правда сожалеешь? 

— Конечно. Мне правда очень жаль. Мне не хватает слов для извинений.

— Как ты собираешься извиняться? Я не приму пустых слов раскаяния, это слишком просто.

— Я сделаю что угодно. Если ты простишь меня, я сделаю всё, что ты скажешь.

— Тогда, — торжественно объявляет Скарлетт. — Полностью откажись от леса сахарных яблонь. Никогда больше не говори, что хочешь его вернуть. И никогда больше не показывайтесь мне на глаза, вы оба.

— Понял. Обещаю. Лес сахарных яблонь твой. И я никогда больше не появлюсь перед тобой. Обещаю, — без колебаний отвечает он. Эта решительность показывает, что для него сейчас самое важное.

«Важнее земли, важнее состояния...»

Сердце Энн щемит от этого факта.

Увидеть, что бывший супруг, к которому она до сих пор не может погасить чувства, настолько любит другую женщину, что без колебаний отказывается от земли, за которую так держался... 

«Я бы, наверное, разрыдалась на ее месте.»

Скарлетт кривит рот и стискивает зубы. Но тут же резко приказывает:

— Уходите. Оба.

— Мне правда очень жаль, Скарлетт.

— Не хочу слышать извинений. Меня от этого тошнит! Убирайтесь!

Сайлас встаёт, поддерживая рыдающую Джейн. Съёжившись, словно боясь гнева Скарлетт, они удаляются.

Ошеломленный Финли провожает их взглядом, оборачивается и говорит, будто упрекая:

— Вы правда позволите уйти им безнаказанно?! Эта женщина пыталась вас убить!

— Зато теперь Сайлас больше никогда не сможет претендовать на земли и имущество торгового дома Эйворт. Одной проблемой меньше.

— Но...

— Финли, убери осколки. Позови обратно слуг и заканчивай с этим.

Хоть Финли и сложно с этим смириться, он уходит.

— Вы двое тоже уходите. Я устала от всех этих проблем и шума. А эти слезливые извинения просто выводят меня из себя, — говорит Скарлетт утомленным голосом, отвернувшись.

Шалль первым направляется к выходу. Энн уже собирается выйти из комнаты вместе с ним, но останавливается, обеспокоенно оглядываясь на Скарлетт. Она невольно смотрит на Шалля, и тот взглядом побуждает ее действовать. Кивнув в ответ на его внимание, она разворачивается.

— Скарлетт!

Она бросается к ней. Шалль же оставляет их вдвоем.

Энн останавливается за спиной Скарлетт, но та не оборачивается.

После короткого молчания она тихо произносит: 

— Я сделала выбор.

— Скарлетт.

Энн обходит её, чтобы заглянуть в глаза. Они выглядят решительными, но влажными.

— Скарлетт.

Энн невольно обнимает Скарлетт, хоть она намного старше и выше ее. Несмотря на разницу в возрасте и росте, ей хочется защитить и утешить Скарлетт. Та сначала напрягается от удивления, но тут же её тело обмякает, и она опускается на колени. Энн следует за ней, опускаясь рядом и обнимая её голову.

— Вы ведь любили его. Всё это время, и до сих пор, — тихо говорит она, и Скарлетт сильно мотает головой в ее объятиях.

— Что ты говоришь? Я его ненавижу. Ненавижу. Меня от него тошнит. Он влюбился в другую женщину, имея жену, и бросил меня. Я не могу его простить. Думаешь, это можно простить?

— Я не смогла бы простить. Наверно, возненавидела бы.

Энн представляет, что было бы, если бы Шалль так поступил. Если бы такое случилось, ей было бы горестно, сердце бы разрывалось от боли, и она, возможно, возненавидела бы его за нарушение клятвы.

Обет быть спутником жизни очень серьезен. Тот, кто нарушает его, заслуживает ненависти.

— Но... я думаю. Что если... — Энн продолжает. — Что если бы то, что я делала для мужа, Шалля, думая, что это для его же блага, на самом деле было бы для него бременем, и из-за этого я продолжала бы ранить и печалить его? Что если бы он сомневался в искренности моих чувств? Может быть, только когда Шалль влюбился бы в кого-то другого, я смогла бы понять смысл того, что я наделала.

Но к тому времени ситуация стала бы необратимой. Сердце Шалля уже принадлежало бы кому-то другому. Энн ценит в Шалле то, что он не из тех, кто легко влюбляется. Если бы он полюбил кого-то кроме нее, это была бы настоящая любовь.

— Сам Шалль не изменился бы. Его внешне холодная, но заботливая натура, его сила, улыбка, стать. Но я не знаю, смогла ли бы я ненавидеть его только потому, что изменились его чувства ко мне. Особенно если его сердце изменилось бы из-за того, что я неосознанно ранила его. Думая об этом, тем более. Но было бы так тягостно потерять его любовь, что ненависть все равно бы возникла. Но полностью возненавидеть его я бы не смогла.

Ей больно даже просто представить, что то же самое, что случилось со Скарлетт, может произойти и с ней. От одной мысли об этом ей хочется плакать.

Как бы сильно Шалль ни был ранен, он поклялся быть спутником жизни, поэтому он должен был принять это и не менять своих чувств. Виноват был бы Шалль, изменивший свое сердце. Может быть, кто-то другой, не Энн, смог бы искренне возненавидеть его как само воплощение зла.

Чем больше Энн думает об этом, тем меньше она может игнорировать свою собственную глупость.

И Скарлетт, наверное, тоже.

Если бы Скарлетт просто ненавидела Сайласа, она бы первым делом разбила сахарную скульптуру, созданную в честь их свадьбы семнадцать лет назад. Она дорожит ею, потому что этот брак был для нее лучшим. Поэтому, даже когда скульптура потеряла форму и выцвела, она не смогла ее уничтожить.

— Я думаю, что буду ненавидеть. Но даже если я буду его ненавидеть, мои чувства к нему не исчезнут.

Скарлетт стонет в объятиях. Грудь Энн, к которой Скарлетт прижимается лицом, становится влажной от чего-то теплого.

«Она даже не издает звуков плача.»

Скарлетт – стойкий человек.

Она ненавидит мужа, который предал ее, и всегда прогоняет его прочь, когда он пытается вернуть лес сахарных яблонь. Возможно, она хочет испытывать только ненависть.

Но в глубине души она желает вернуть Сайласа. Она хочет начать все сначала. Но она сильная, поэтому не поддается горю и не умоляет мужа со слезами на глазах. Единственное, за что она бессознательно цепляется в надежде вернуть утраченную любовь, – это сахарная скульптура.

Ее желание получить леденец ради торгового дома – это ложь, которую она говорит сама себе. На самом деле, она хочет вернуться на семнадцать лет назад.

Поэтому она хочет такую же форму.

Она желает ее, вкладывая свои надежды в то, чтобы повернуть время вспять, искупить свою глупость и вернуть любовь.

Возможно, Скарлетт не осознает этого, но в то утро, когда она приехала забрать Энн и Шалля из дома Сайласа, ее сердце было взволнованно при виде того, как Сайлас и Джейн живут как супруги. В порыве ярости у нее вырвались слова, отражающие ее бессознательные чувства:

«Выбирай, Джейн или земля.»

Она «сожалеет» о том, что произнесла такие слова. И то, что она может сожалеть об этом, показывает, насколько она рассудительна.

Поэтому Энн и просит Скарлетт сделать выбор.

Самостоятельно выбрать то, чего она действительно желает.

Поступив так, она сможет посмотреть в лицо своим страданиям, от которых отворачивалась, и сделает лучший выбор. Именно потому, что она все еще любит Сайласа, она откажется от него. Она поймет, что если будет настаивать, то и Сайлас, и она сама станут несчастными. В жизни есть вещи, которые нельзя вернуть. Убедив себя в этом, она отпустит свою любовь.

«Я хочу дать высшее счастье этой сильной женщине, которая примет такое решение и сможет отпустить.»

В тот момент, когда она думает об этом, ее озаряет, словно свет проникает в грудь.

«Принять и отпустить?»

То, что Скарлетт ищет в сахарной скульптуре, – это утраченное счастье прошлого.

Но счастье прошлого не вернуть. Хоть его нельзя возродить, она все равно стремится к нему.

Если так, то нужно отсечь ветви счастья, которого она желает, отпустить их и выбрать лишь то, что находится в самом центре. Пусть это будет лишь маленький осколок, но он будет сиять ярко и чисто. 

«Если он будет у Скарлетт, она наверняка скажет, что это одно и то же.»

Энн хочет от всего сердца утешить, позаботиться и поддержать женщину, которая годится ей в матери. Независимо от возраста, чувства к людям остаются теми же, и именно поэтому Энн понимает ее печаль, боль и силу.

Именно потому, что у нее есть лучший спутник жизни, она понимает это еще сильнее.

Ведь Энн не может утверждать, что не пойдет по тем же стопам, что и Скарлетт.

«Я смогу создать леденец, который желает Скарлетт.»

Только слезы, пропитывающие ее грудь, горячи. Скарлетт остается неподвижной в объятиях Энн.

В ночном мраке за окном появляются первые проблески синеватого света. Рассвет близок.

⠀

Почувствовав чье-то присутствие позади, Энн оборачивается и видит Финли в дверном проеме. Похоже, он пришел доложить о завершении разбора беспорядков, но, увидев хозяйку, сидящую на полу, кажется растерянным и не решается заговорить. Энн взглядом просит Финли остаться на месте и шепчет Скарлетт:

— Я сделаю сахарную скульптуру. Такую, как вы хотите, чтобы победить конкурентов. Точно такую же, как семнадцать лет назад.

— Тогда сделай это... Это твоя часть сделки.

В голосе ответившей Скарлетт уже нет следа слез.

Скарлетт мягко отстраняет Энн и встает. Глядя на нее снизу вверх, Энн видит, что ее глаза опухшие и красные, но выражение лица высокомерное и уверенное. Она выглядит как обычно, словно ничего не произошло. Только влажное пятно на ночной рубашке Энн холодит кожу, напоминая о произошедшем.

— Впечатли меня, серебряный сахарный мастер. Я рассчитываю на тебя. 

Она опускает подбородок и повышает голос: 

— Финли, докладывай!

— Да, — спокойно отвечает Финли после небольшой паузы и входит в комнату. Пока Скарлетт направляется к рабочему дубовому столу, Энн кланяется и выходит из комнаты.

«Я сделаю это. Сделаю сахарную скульптуру.»

За окном становится всё светлее. Солнечный свет, прогоняющий тьму вместе с рассветом, разжигает желание Энн.

— Шалль, Мифрил Рид Под! — восклицает Энн, открывая дверь своей комнаты. Шалль оборачивается от окна, а Мифрил, похоже, только просыпается от голоса Энн, резко садится на кровати и трет глаза.

— Что такое, Энн? Зачем так рано?

Ей жаль беспокоить их в столь ранний час, но она не может ждать.

— Я хочу немедленно сделать сахарную скульптуру! Я наконец-то поняла, что именно нужно сделать.

— Что нужно сделать? Это же очевидно. Тот же леденец, что и семнадцать лет назад.

Энн подбегает к кровати сонного Мифрила и с энтузиазмом отвечает:

— Но недостаточно просто повторить форму. Теперь я знаю, что нужно сделать.

— Я понятия не имею, что ты там поняла.

— В любом случае, я буду благодарна за твою помощь. Хорошо?

— Ну, я не против.

Поблагодарив зевающего Мифрила, Энн направляется к Шаллю у окна.

— Шалль, я собираюсь сделать сахарную скульптуру. Если ты подождешь еще немного, мы втроем сможем вернуться домой.

— Делай, но тебе лучше сначала переодеться.

Когда ей легонько тыкают в грудь, она опускает взгляд и видит, что тонкая ночная рубашка намокла и стала прозрачной до половины груди.

— Я... я переоденусь! Прямо сейчас!

Она подпрыгивает, прикрывая грудь, и поворачивается спиной. Шалль тихо смеется и берет бочонок из угла комнаты.

— Я принесу холодную воду.

Пока Шалль вышел, а Мифрил отвернулся, она быстро переодевается и заплетает волосы.

К тому времени, как Шалль вернулся, Мифрил уже полностью проснулся и находится за столом, который используется как рабочее место.

— Ты справишься? Рана не болит? — спрашивает Шалль, вернувшийся к окну, когда она собирается налить холодную воду в сосуд.

Честно говоря, боль есть, но не настолько сильная, чтобы ее нельзя было терпеть.

— Все в порядке.

Ей кажется, что Шалль видит ее насквозь, как она пересиливает себя, но тем не менее он кивает.

Она возвращается к рабочему столу с холодной водой и добавляет ее к серебряному сахару. Начиная месить, она чувствует ладонями прохладное, гладкое ощущение от смешивания холодной воды и серебряного сахара.

Когда она берет одну из баночек с цветным порошком, которые Мифрил аккуратно расставил в ряд, он подпрыгивает, словно пораженный этим действием.

— Эй, Энн! Ты взяла не ту баночку!

— Нет, я не ошиблась. Это правильная.

Перед удивленным Мифрилом она добавляет цветной порошок в серебряный сахар, приглушая его блеск. Затем снова замешивает, и когда цвет равномерно распределяется, приступает к формованию.

«Лепестки должны быть тонкими, их нужно сложить в несколько слоев.»

Она раскатывает комок серебряного сахара на каменной плите скалкой до толщины бумаги. Когда сахарная масса становится настолько тонкой, что через нее просвечивает плита, она меняет инструмент на нож и одним движением вырезает форму лепестка. Поскольку лепесток имеет много складок, как кружево, она делает мелкие движения кончиком лезвия.

Отложив нож, она на мгновение окунает пальцы обеих рук в холодную воду, чтобы охладить их.

Охлажденными пальцами она осторожно снимает вырезанные формы и аккуратно накладывает слои.

Она повторяет процесс замешивания, окрашивания и вырезания много раз.

Затем она замешивает массу другого цвета и снова вырезает.

Для формовки она охлаждает пальцы, накладывает вырезанные части, соединяет их и создает большую фигуру.

«Теперь нужно добавить блеск.»

Она высыпает серебряный сахар на каменную плиту и замешивает, пока он не становится гладким и блестящим.

Она тонко-тонко раскатывает массу и вырезает мелкие узоры для крыльев бабочки. Маленькие скатанные шарики становятся каплями росы.

Замешивание, вырезание, соединение, наложение, выравнивание – и форма готова.

Она не знает, насколько сильно сосредоточена. Но в полутемную комнату через окно проникает яркий солнечный свет. Похоже, полдень давно прошел, но она этого не заметила.

С заходом солнца она зажигает в комнате лампу и продолжает работать.

Энн просит Мифрила и Шалля отдохнуть. Она тоже ненадолго ложится, но быстро возвращается работе. Она не может спокойно спать, пока не увидит готовую форму сахарной скульптуры. Бутерброды и фрукты, которые приносит Финли, она механически отправляет в рот.

Она знает, что нет необходимости так спешить, но ее сердце и пальцы торопятся.

Ей хочется скорее придать форму. И серебряный сахар шепчет: «Скорее придай мне форму.»

Следующим утром, в темное время, когда еще не виднеется рассвет.

Она вздыхает и останавливает работу.

— Ты закончила? — спрашивает Шалль у окна.

Одновременно с этим Мифрил расслабляет плечи, словно сбрасывая напряжение, и поднимает взгляд на сахарную скульптуру.

— Да… — отвечает она, вытирая пот, слегка выступивший на лбу.

— Это оно?

Энн улыбается удивленно моргающему Мифрилу.

— Да. Это оно. Я выбрала то, что остается после того, как отпускаешь, и придала этому форму.

Шалль, стоящий у стены, тихо произносит:

— Хороший цвет.

Лицо Энн озаряется.

— Да. Я тоже так думаю.

Говоря это, она дергает за шнур звонка на стене, и, несмотря на то, что еще не рассвело, Финли сразу же появляется на пороге.

— Чем могу служить?

— Пожалуйста, передайте Скарлетт, что я хочу начать переговоры. Наконец-то я готова к ним.

Энн смотрит в окно. До восхода солнца еще есть время, поэтому Скарлетт, возможно, еще не проснулась.

— Она рано встает. Она уже начала работать, так что я пойду и узнаю, — говорит Финли, словно уловив беспокойство Энн. Перед тем как развернуться, он бросает взгляд на две сахарные скульптуры, поставленные на стол.

Одна – сахарная скульптура, которую Скарлетт назвала «неудачной».

Другая – та, которую Энн только что закончила.

Финли выглядит озадаченным, но ничего не говорит и уходит.

Вскоре он возвращается и сообщает: 

— Она готова принять вас прямо сейчас. Пожалуйста, пройдите в комнату Скарлетт. 

Они накрывают сахарные скульптуру защитной тканью, одну берет Финли, а другую – Энн.

— Я пошла. Ждите меня. Каким бы ни был результат, после этого мы сможем вернуться домой.

Мифрил широко улыбается и поднимает большой палец вверх, а Шалль спокойно говорит:

— Пусть твоя сахарная скульптура принесет кому-нибудь удачу.

Подбодренная этими словами, Энн выпрямляется, берет сахарную скульптуру и направляется в комнату Скарлетт.

⠀

Финли первым входит в комнату Скарлетт.

В полутемной комнате горит свет.

Скарлетт с раннего утра сидит за рабочим столом, просматривая документы, но когда перед ней ставят сахарную скульптуру, накрытую защитной тканью, она откладывает бумаги. Скарлетт с недоумением поднимает бровь.

— Две?

Энн ставит принесенную ею скульптуру рядом с той, которую поставил Финли.

— Да, две.

Финли молча кланяется и выходит из комнаты, оставляя их вдвоем.

— Я воссоздала сахарную скульптуру, которую Эмма Хэлфорд сделала семнадцать лет назад. И получилось две.

Энн медленно снимает защитную ткань с одной из сахарных скульптур перед недоумевающей Скарлетт.

— Пожалуйста, взгляните.

Скарлетт смотрит на скульптуру так, словно глядит куда-то вдаль.

Это тот самый леденец, который Скарлетт уже видела несколько дней назад.

— Это сахарная скульптура семнадцатилетней давности.

— Это то, что ты показывала мне в прошлый раз. Я сказала, что она похожа, но в ней что-то не так. Ты забыла?

— Нет, я помню. Но эта сахарная скульптура, с точки зрения воссоздания формы семнадцатилетней давности, почти идеальна.

— Даже если я говорю, что она отличается?

— Да. Даже если форма та же, она отличается.

Скарлетт непонимающе хмурится.

— Что ты имеешь в виду?

Сделав паузу, Энн отвечает.

— Даже если я создам такую же скульптуру, чувства к скульптуре того времени не возродятся. Это как смотреть взрослыми глазами на маленький камешек, который в детстве казался самым важным и самым красивым в мире. Тот же камешек, но почему тогда он казался таким сияющим? Действительно ли это тот камешек, который был так дорог? То же самое и здесь.

Она смотрит прямо на Скарлетт.

— Самое важное, что нужно было воссоздать, нельзя воспроизвести той же формой и цветом, поэтому естественно, что вы так чувствуете, Скарлетт.

Энн медленно снимает ткань с другой сахарной скульптуры.

— Здесь я выбрала и воссоздала только самое важное из скульптуры семнадцатилетней давности.

Скарлетт широко распахивает глаза, увидев появившийся леденец.

— Ах... как... красиво, — невольно шепчет она. Энн улыбается.

— Я хотела, чтобы вы так сказали.

Скарлетт смотрит на Энн с удивлением, и та говорит:

— Ведь семнадцать лет назад, когда вы увидели сахарную скульптуру, сделанную Эммой Хэлфорд, вы наверняка произнесли что-то похожее. Что она красивая.

Выражение лица Скарлетт застывает в удивлении, как будто она поражена в самое сердце.

Форма второй сахарной скульптуры такая же, как у первой, стоящей рядом.

Однако... цвет другой.

Оттенок цветов – глубокий багровый, похожий на цвет горящего пламени, которое переливается на свету.

Когда свет проходит через полупрозрачные лепестки, он становится красным. Кажется, будто сами цветы наполнены красным светом и тихо горят. Несмотря на сдержанный блеск – или, скорее, благодаря ему – цвет кажется насыщенным и теплым.

⠀

⠀

«То, что нужно было воссоздать – не форма. Отбросив детали, в середине остается маленькое сияние. Это... чувства Скарлетт, когда она держала ту сахарную скульптуру в руках. Чувства того момента семнадцать лет назад.»

Энн смогла придумать только одну мысль.

«Надежда на будущее.»

Скарлетт, обретя любимого спутника жизни, вероятно, была полна надежд, мечтая о счастливом будущем. Надежда на будущее, в котором она сможет стать той, кто защитит все ради мужа, ради призрачного цветка, которым он грезил, и будет гордиться тем, что защитила его.

Но если сейчас эта надежда разрушена, то нужно показать новую надежду.

Надежду на будущее, созданную самой Скарлетт для нее самой.

Скарлетт не сможет найти надежду в сахарной скульптуре семнадцатилетней давности. Тогда, если сейчас показать другую надежду, пусть она и будет отличаться от той, что была семнадцать лет назад, самое важное – «надежда» - останется прежним. Отсекая ветви и отпуская, это то, что остается в центре.

— Красный – ваш цвет. Нет другого цвета для будущего, которое вы обретете. Хоть это и отличается от сахарной скульптуры семнадцатилетней давности, если вы сможете найти в этом леденце те же сияющие чувства, что и семнадцать лет назад, то для вас это будет та же самая сахарная скульптура, что и тогда.

Моргавшая до этого Скарлетт вдруг прыскает и, опустив лицо, начинает смеяться. Хихикая, она все же с радостью произносит:

— Это софистика.

— Да, это софистика.

Пожав плечами, Энн тоже тихо смеется.

«Я знала, что она так скажет.»

Энн понимала, что как бы точно первая скульптура не повторяла ту, что была семнадцать лет назад, Скарлетт будет трудно признать ее «такой же».

Именно поэтому она поставила на вторую, но Скарлетт оценила ее как «софистику».

Хотя требовалось воссоздать ту же сахарную скульптуру, что и семнадцать лет назад, цвет второй совершенно другой. Даже если в ней можно найти ту же «надежду», что и в скульптуре семнадцатилетней давности, это можно назвать софистикой.

Но...

— Но это может быть и правдой.

Энн думает, что хотя это и софистика, это может быть и правдой. Поэтому она и создала эту скульптуру.

Сахарную скульптуру, которая отличается. Сахарную скульптуру, которая является и софистикой, и правдой.

«Обе попытки переговоров провалились.»

Хотя ей придется доложить Хью о провале переговоров, на душе легко. Есть сожаление о неудаче, но есть и чувство удовлетворения.

Потому что Скарлетт счастливо улыбается.

Глядя на эту улыбку, можно подумать, что эта сахарная скульптура нужна Скарлетт, даже если она сама этого не осознает. Найти это и воплотить в форму – гордость для мастера.

«Я выполнила свою работу. Даже если переговоры не удались.»

Скарлетт, продолжающая смеяться, наконец поднимает лицо и улыбается. Откинувшись на спинку стула, она тихо начинает говорить:

— Сайлас всегда был ужасно добрым человеком.

Словно разговаривая сама с собой, она продолжает: 

— Он сочувствовал всему и всем, всегда готов был помочь. В детстве я недоумевала – неужели воспитанные люди все такие? Но его образ казался мне очень красивым. Я думала, что таких прекрасных мужчин очень мало. Мне не хотелось его запятнать, и я хотела защитить его, если могла.

— Поэтому, да? Вы не позволяли мистеру Сайласу участвовать в делах торгового дома, потому что хотели, чтобы он добился успеха как художник? Но почему вы записали все имущество на имя торгового дома? Ведь мистер Сайлас мог бы заподозрить неладное.

Скарлетт усмехается с самоиронией.

— Я боялась.

Услышав столь неожиданные слова, Энн удивленно моргает и произносит: 

— А?

— Я боялась, что сердце Сайласа отдалится от меня. У меня не было уверенности, что такая вздорная и необразованная женщина, как я, сможет удержать его любовь. Поэтому я всячески убеждала его и перевела все его имущество на имя торгового дома. Если бы он расстался со мной, он потерял бы все состояние. Я думала, что это удержит его. В итоге ничего не вышло.

Скарлетт иронично улыбается ошеломленной Энн.

— Отвратительно и жалко, правда? Вот такая я женщина. Поэтому меня и разлюбили.

Это может показаться жалким – пытаться удержать любовь посредством имущества, однако это лишь доказывает, как сильно она боялась потерять Сайласа. Даже эта женщина, кажущаяся такой уверенной в себе, боится в вопросах любви и не уверена в себе.

— Наверное было лучше просто сказать прямо. Что я боюсь потерять его любовь. Что мне очень страшно. Что я так сильно люблю, что хочу беречь его больше всего на свете. Вместо таких мелочных поступков.

— Я не настолько благородна, чтобы осуждать за мелочность. Окажись я в такой же ситуации, возможно, я бы подумала сделать то же самое.

Скарлетт глубоко вздыхает и закрывает глаза.

— Пять-шесть лет назад по округе распространились слухи о Джейн. Говорили, что она, потеряв родителей и живя у дальних родственников, вернулась в родную деревню в ужасном состоянии. Когда я впервые услышала эту историю, мне тоже стало жаль ее, и сердце болело. Я даже немного думала, не могу ли чем-то помочь. Если даже я так почувствовала, то Сайлас не мог не беспокоиться о ней.

— Значит, мистер Сайлас выбрал Джейн из жалости?

— Нет, это не так. Сайлас не настолько глуп, чтобы путать жалость и любовь. Сначала он, возможно, заботился о ней из доброты, но потом влюбился в нее. Он искал в ней то, чего не было во мне, и нашел это. Разве не так?

Открыв глаза, Скарлетт смотрит на пару одинаковых по форме, но разных по цвету сахарных скульптур.

— Есть вещи, которые нельзя вернуть. Нельзя ожидать, что что-то будет точно таким же, как раньше. А значит... нужно принять настоящее и начать все сначала. Удивительно, что меня этому учит такая юная девушка. Интересно, с какими трудностями ты столкнулась, чтобы найти своего спутника жизни?

Энн качает головой.

— У меня нет особого просветления, и есть множество людей, которые сталкиваются с гораздо большими трудностями, чем я. К тому же, я не очень глубоко мыслю. Меня даже называют рассеянной. Но...

Она смотрит на сахарную скульптуру в форме темно-красных цветов.

— Все, что я знаю, это то, что огненно-красный цвет красив и подходит вам, Скарлетт. Потому что я сахарный кондитер.

Внезапно Скарлетт встает. Она обходит стол и встает прямо перед Энн. Та напрягается, видя серьезное выражение ее лица.

— Скарлетт?

Напряженная атмосфера окутывает их обеих.

— Твои переговоры увенчались успехом, Энн, — говорит Скарлетт торжественным голосом.

Энн недоуменно моргает.

Прежде чем она успевает осознать смысл слов Скарлетт, та продолжает:

— Передай виконту Серебряного Сахара, чтобы он подготовил все для заключения договора на сбор сахарных яблок.

Энн от удивления теряет дар речи. Через некоторое время она наконец находит слова.

— Переговоры увенчались успехом? Но вы сказали, что первая скульптура неудачная, а вторая – софистика.

— Потому что я произнесла слово «красиво».

Ее волосы, колышущиеся на плечах, пылающе-рыжие и красивые.

— Семнадцать лет назад, когда я впервые увидела сахарную скульптуру Эммы Хэлфорд, я действительно произнесла то же самое слово – «красиво». Хотя это слово можно использовать где и когда угодно... Я точно почувствовала такое же удивление и радость, как в тот момент семнадцать лет назад, когда увидела твою сахарную скульптуру. Поэтому переговоры завершились успехом.

Глядя на сахарные скульптуры, Скарлетт продолжает:

— Но есть одно условие. Сахарную скульптуру с красными цветами я оставлю себе. А вот эта с голубыми мне не нужна. Передай ее тем, кто в ней нуждается. Найди кого-нибудь, кто сможет сказать, что она прекрасна, и отдай.

— Кого-нибудь…

Энн хмурится, озадаченная таким небрежным указанием.

Скарлетт нарочито задумчиво прикладывает палец к подбородку и делает серьезное лицо:

— Например. Скромной паре, которая еще не сыграла свадьбу, где муж – непризнанный художник, а жена, хоть и робкая и пугливая, но безумно предана мужу.

— А...

Скарлетт горько улыбается.

— Ты ведь сама решишь, кому его отдать? Хорошо? Не я.

Уголки рта Энн расплываются в улыбке.

«Как я и думала, эта женщина... сильна.»

Она отбрасывает свои сожаления и дарит счастье другим.

— Вы мне нравитесь, Скарлет.

Красивая рыжеволосая женщина хмурится.

— Что это вдруг? Мне нерадостно получать признания в любви от таких малышек, как ты. Но… — Она мягко улыбается. — Я благодарна тебе. Благодаря твоим сахарным скульптурам, я чувствую, что теперь смогу освободиться и от самой себя.

Энн заворожена этой улыбкой. Это не яростная, обжигающая улыбка, а улыбка, похожая на нежное пламя, согревающее руки в холодный зимний день.

— Я приму твою сахарную скульптуру. Я оставлю ее у себя, превзойду конкурентов и сделаю торговый дом Эйворт лучшим в королевстве.

Скарлетт протягивает руку. Энн вспоминает, что при первой встрече она тоже так протянула руку для рукопожатия. Это приветствие равного, и теперь Энн понимает, что Скарлетт с самого начала относилась к ней как к равной.

Энн крепко пожимает руку Скарлетт.

— Спасибо, Скарлетт.

— А теперь возвращайся к своему мужу. И будь честна в любви. Не совершай таких же ошибок, как я.

Отпуская руку Энн, словно возвращая ее на свободу, Скарлетт вручает ей сахарную скульптуру с голубыми цветами. Приняв ее, Энн почтительно кланяется и выходит из комнаты.

За дверью комнаты с обеспокоенным лицом ждет Финли.

— Скарлетт приняла сахарную скульптуру?

Энн кивает, и его лицо выражает облегчение.

— Это... хорошо. Теперь она сможет сделать шаг вперед.

— Вы всё время беспокоились о Скарлетт, да?

— Я в долгу перед ней. Она спасла меня от отчаяния, когда я потерпел неудачу в торговле и решил, что мне остается только умереть. Хотя из-за ее манер ее легко неправильно понять, но на самом деле она добра.

— Я тоже чуть не поняла ее неправильно, но теперь она мне нравится. А вам тоже Скарлетт...

Финли нарочито переводит взгляд на окно в конце коридора. Не отвечая на вопрос Энн, он произносит:

— Ах, рассветает.

За окном разливается яркий рассвет. Пылающее, как пламя, солнце разгоняет ночную тьму и начинает освещать мир. Свет из окна падает на ноги Энн и Финли.

— Финли! — слышится голос из комнаты. 

Он слегка улыбается Энн и говорит: 

— Что ж, миссис Хэлфорд. Всего доброго, — а затем отвечает: — Иду! 

Финли заходит в комнату.

«У Скарлетт есть тот, кто о ней заботится. У нее есть новое будущее.»

Хотя рана на пояснице всё еще болит, Энн быстрым шагом возвращается в свою комнату. Открыв дверь, она видит Мифрила, сидящего на столе, и Шалля у окна.

В мягком утреннем свете крыло Шалля окрашено в прекрасный цвет, сочетающий нежный бледно-розовый и светло-голубой оттенки.

Чувство любви и счастья переполняет ее. Энн понимает, что сейчас нужно честно выразить эти чувства Шаллю. Если слишком бояться, стесняться, держать дистанцию или слишком переживать, она тоже может совершить ошибку. Раз ее научили не ошибаться, то ошибаться нельзя.

«Я должна сказать ему.»

Однако выразить это словами оказывается трудно.

Тогда...

— Всё? Переговоры закончены?

— Да. Мы сможем собрать урожай сахарных яблок.

Положив сахарную скульптуру на стол, Энн быстро подходит к Шаллю и решительно обнимает его за шею.

Шалль немного удивлен тем, что Энн сама его обнимает.

— Что случилось? Рана болит?

Он всегда обнимает и шепчет ей нежные, но сейчас, когда Энн сама обнимает его, он растерян, не привыкший к этому.

«Он немного смущен? У Шалля тоже есть милая сторона.»

В груди становится тепло.

— Рана, да. Немного болит. Но я в порядке. Потому что у меня есть ты и Мифрил Рид Под. И знаешь, меня научили, что даже когда мы дорожим кем-то, мы можем ошибаться. Поэтому я хочу дорожить вами обоими, не делая ошибок... И мне кажется, я могу стать чуточку взрослее, чтобы вы могли на меня положиться.

— Я не совсем понимаю, о чем ты говоришь, Энн, но… — говорит Мифрил, усмехаясь и опуская уголки глаз. — Какой прекрасный вид.

— Замолчи, — резко отвечает Шалль, но на этом его возражения заканчиваются. 

Игнорируя Мифрила, он обнимает Энн в ответ. Цвет его крыла становится еще более мягким и сияющим.

— Давай вернемся домой, — шепчет он, и Энн кивает.

⠀

⠀

Шалль сначала удивляется тому, что его обняли, и некоторое время чувствует себя растерянным. Но когда он ощущает мягкое, пушистое прикосновение, его наполняет теплота, от которой он словно тает.

До сих пор Шалль гордился тем, что его долг – защищать Энн, и что это его главная роль рядом с ней.

«Я думал только о том, чтобы защищать ее.»

Но...

«Вместо того, чтобы защищать, я множество раз был спасен Энн.»

Энн была беззащитной, хрупкой и милой девочкой. Но став женой Шалля, она вырастает в гибкую и сильную женщину.

Она становится не просто той, кого нужно защищать, а особенным существом, которого Шалль раньше не знал – той, кто идет рядом с ним и поддерживает его, когда это необходимо.

Он счастлив до дрожи, что такое драгоценное существо находится в его объятиях.

«Она немного повзрослела.»

Энн, которая раньше всегда стеснялась, сама обнимает его. Это объятие все еще по-детски невинное и похоже на то, когда ребенок ластится, но... это очаровательно.

В маленький домик в лесу, где живут художник и его жена, девушка-сахарный кондитер приносит сахарную скульптуру.

Супруги удивленно наклоняют головы и спрашивают, почему им доставили этот леденец.

Серебряный кондитер объясняет, что сама решила отправить его паре. Видя, что они не понимают, она озорно улыбается и продолжает:

— Возможно, меня снова отругают за софистику или подвох, но...

Она делает паузу и продолжает:

— Решение доставить леденец приняла я. Но пожелание доставить его исходило от...

Серебряный кондитер называет имя одной женщины.

У удивленного художника слезятся глаза, а его жена, закрыв лицо руками, рыдает.

К леденцу не прилагается ни открытки, ни устного послания.

Сама сахарная скульптура и есть послание.

Будьте счастливы.

Когда они возвращаются из Уэстолла в маленький дом в пригороде Льюистона, рана уже значительно зажила. Хотя они отсутствовали не так долго, при виде дома, окруженного яблонями, на душе становится легче.

— Наконец-то мы дома! Наш родной, милый дом! — радостно восклицает Мифрил, первым спрыгивая со скамьи повозки и прыгая к входной двери. Шалль останавливает повозку, натягивая вожжи. Беспокоясь о ране Энн, он взял на себя роль кучера на обратном пути.

Шалль, спустившись первым, протягивает руку Энн, помогая ей сойти.

— Рана уже не так болит, не стоит. Прямо как принцесса какая-то.

Он улыбается:

— Если хочешь, я могу делать так всегда.

— Спасибо, не надо. Я в порядке.

Оглядываясь вокруг, она потягивается.

— Здесь так спокойно. Хорошо, что мы благополучно вернулись. В итоге, про того Гилберта больше ничего не было слышно с тех пор.

Когда они с Шаллем подходят к двери, Мифрил оборачивается с тревожным выражением лица. Он держит в руках сложенный вдвое лист бумаги, похожий на письмо.

— Что случилось? Это письмо?

— Оно было засунуто в щель двери. Посмотрите.

В момент, когда Энн разворачивает бумагу, полученную от Мифрила, по спине пробегает холодок.

«Привет, Энн. Я пришел сюда, чтобы повидать тебя, но ты еще не вернулась домой. Ничего не поделаешь, оставлю это письмо. Я хочу с тобой встретиться.

Я сейчас в Косселе, провинция Роквелл. Я хочу, чтобы ты приехала ко мне.

С любовью, Гилберт Хэлфорд»

Шалль берет письмо из рук Энн и хмурится.

— Дом... Гилберт Хэлфорд знает о нашем доме. Он выяснил это?

Сжимая письмо, глаза Шалля остро блестят.

— Возможно, мы не сможем игнорировать этого человека.

Дует ветер, и шелестят ветви сахарных яблонь. Скоро сахарные яблоки покраснеют, и наступит время сбора урожая.

⠀

⠀

⠀

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Здравствуйте, я – Мири Микава. Прошло много времени с тех пор, как я публиковалась в Kadokawa Beans Bunko, и я благодарна за возможность снова встретиться с читателями.

Эта история является продолжением и новой частью серии «Сказки о сахарном яблоке», которая была завершена семь лет назад. Когда серия закончилась, я думала, что больше никогда не напишу историю об Энн и Шалле, но по какому-то чуду я снова открываю дверь в их мир. Более того, в 2023 году выйдет аниме-адаптация.

Идея о том, что сахарные леденцы приносят счастье, – это, конечно, вымысел. Но когда серия продлилась до 17 томов и завершилась так удовлетворительно, я глубоко прочувствовала, что это либо «правда, рожденная из лжи», либо счастье, принесенное сахарными леденцами. Я снова задаюсь вопросом, не счастье ли это, принесенное сахарными леденцами.

И вот так сложилась новая часть. Я надеюсь, что читатели, которые следили за историей Энн и других персонажей до завершения серии, смогут увидеть, как они живут после финала, и получат от этого удовольствие.

Я также надеюсь, что читатели, которые впервые взяли в руки эту новую часть, также получат удовольствие. Если вам интересно, через какие перипетии прошли Энн и Шалль до свадьбы, я буду рада, если прочтете первый том серии.

Если сравнить первый том серии и первый том новой части, самое интересное – это то, как изменился Шалль. Надеюсь, вам будет весело наблюдать, как надменный фей становится нежным и ласковым... Шалль, конечно, скорчит недовольную гримасу, но Мифрил будет в полном восторге.

Уважаемая Аки, которая рисовала иллюстрации и для новой главы. Правда, большое вам спасибо. Эта история обрела форму благодаря вашим рисункам, и я бесконечно благодарна за это.

Уважаемое ответственное лицо. Я понимаю, что наша первая совместная работа над «Сахарным яблоком» может быть сложной для вас. Я тоже осторожно возобновляю работу и, должно быть, доставляю вам много хлопот, но прошу вашей дальнейшей поддержки.

И последнее, но не менее важное, – дорогие читатели. Без сомнения, эта новая часть появилась благодаря вам. Спасибо. Я искренне надеюсь, что вы получите хотя бы небольшое удовольствие от чтения.

Я выражаю огромную благодарность всем, кто взял в руки эту книгу.

Мири Микава

Январь 2024 г.