Онлайн чтение книги Сказка о сахарном яблоке The Silver Sugar Master and The Black Fairy
3 Начало переговоров

Смотря на предмет, освещенный светом лампы, Энн тихо произносит:

— Это… сахарный леденец. Но…

Она замолкает, потому что леденец в ужасном состоянии.

Это скульптура в виде букета цветов, похожих на лилии бледно-голубого цвета.

Однако, в отличие от лилий, лепестки этих цветов накладываются друг на друга. Края лепестков прозрачны, как кружево, и подобны волнам, что делает их очаровательными. Энн никогда раньше не видела таких цветов. На букете тут и там отдыхают бабочки, а где-то сверкают капли росы.

Должно быть, когда-то это была прекрасная сахарная скульптура.

Но теперь краски поблекли, и некогда красивые цвета выглядят тусклыми и грязными. Крылья бабочки сломаны, а капли росы потрескались. Часть букета, в которой цветы располагались близко друг к другу, покрылась трещинами, похожими на глубокие шрамы.

Энн никогда раньше не видела леденцы в таком состоянии.

Но как мастер своего дела, она сразу поняла, почему он так выглядит.

— Леденец довольно старый. Это следы времени: цвета потускнели, и леденец начал разрушаться.

— Этот леденец сделали семнадцать лет назад.

— Семнадцать лет?!

Серебряный сахар никогда не портится. Но сахарные скульптуры не предназначены для длительного хранения. Через год они становятся хрупкими, начинают ломаться и крошиться. Цвета тускнеют и меняются.

Причина, по которой каждый год на праздник Святых Начал нужны новые сахарные скульптуры, и каждый год простые люди желают получить их на свой день рождения, заключается в желании обрести новое счастье. А леденцы, полученные в прошлом году, крошатся и теряют свой цвет, утрачивая форму, способную привлекать счастье.

Чем красивее форма, тем сильнее способность леденца приносить счастье. Поскольку со временем цвет и форма портятся, сахарные изделия теряют и способность приносить счастье.

Энн никогда не видела сахарных скульптур, которым было бы больше года. Если они лежат дольше этого времени, то полностью разрушаются. Поскольку вид леденцов становится зловещим, владельцы обычно разбивают их собственными руками, прежде чем они придут в печальное состояние.

Она слышала, что некоторые люди хранят свои любимые сахарные скульптуры в течение нескольких лет. Они контролируют влажность и температуру, чтобы как можно дольше сохранить их форму.

«Эта сахарная скульптура, наверное, хранилась очень бережно. Иначе она бы не сохранила такую форму и цвет спустя семнадцать лет.»

Пока Энн внимательно изучает состояние сахарного леденца, Скарлетт говорит рядом с ней:

— Печальное зрелище, не правда ли?

Ее голос звучит меланхолично и подавлено.

— Я дорожила им, но со временем он стал таким. Энн, этот леденец сделала твоя мама, Эмма Хэлфорд. В честь моей свадьбы.

Энн удивленно смотрит на Скарлетт, словно желая убедиться.

— Мама?

— Да. 17 лет назад Эмма Хэлфорд, серебряный сахарный мастер, приехала в Уэстолл и сделала его для меня. Ты тогда тоже была с ней, Энн. Ещё совсем малышка, ты ещё не могла говорить и едва ходила.

Энн снова обращает взгляд на разрушенный леденец.

«Значит, это работа мамы...»

Внезапно ностальгия наполняет ее сердце. В памяти всплывают множество теплых воспоминаний из детства, словно пузырьки.

«Я скучаю, мама…»

Но все же Энн недоуменно наклоняет голову.

«Что это за цветок?»

Она никогда раньше не видела цветов, ставших мотивом этого сахарного леденца.

— В Уэстолле есть главная мастерская гильдии Меркури, и в ней работают серебряные сахарные мастера. Но в те времена их леденцы были для меня слишком дорогими. Поэтому я обратилась к странствующему мастеру, который мог сделать работу по низкой цене. И сделанный ею сахарный леденец был великолепен. Такой красоты я ещё никогда не видела. Я от всего сердца была ей благодарна. И ко мне пришло огромное счастье. Я смогла основать и развить торговый дом Эйворт. Я никогда не забуду имя серебряного сахарного мастера, сделавшего для меня этот леденец. Эмма Хэлфорд.

Несмотря на повреждения, Энн чувствует любовь и нежность к сахарной скульптуре, сделанной руками ее матери. Она никогда раньше не видела этой работы, но она вызывает ностальгию.

Однако Энн не может просто погружаться в воспоминания.

Она поворачивается к Скарлетт.

— Как я поняла, семнадцать лет назад моя мама Эмма сделала сахарный леденец и вы его купили. Но какое отношение это имеет к переговорам об урожае сахарных яблок?

Выражение ее лица становится серьезным.

— Меня отправил сюда виконт Серебряного Сахара как своего представителя. Скарлетт, вы сообщили, что разрешите собрать урожай сахарных яблок в обмен на желаемую вещь. Имеет ли эта желаемая вещь отношение к леденцу, который сделала моя мама?

Скарлетт скрещивает руки, а в ее глазах вспыхивает сильный, почти алчный огонек.

— Я снова хочу эту сахарную скульптуру. Если я получу точно такой же леденец, то разрешу виконту Серебряного Сахара собрать урожай сахарных яблок на моей земле.

— Такой же?

— Да, — отвечает она, указывая на разрушающийся леденец. — Я хотела, чтобы тот же мастер сделал эту скульптуру. Но Эмма путешествовала по всему королевству, из-за чего ее было непросто найти. Поэтому я повсюду расспрашивала, не знают ли люди, где находился серебряный сахарный кондитер Эмма Хэлфорд. Но никто не знал. Когда я уже почти отчаялась, ко мне пришел один человек и дал совет.

Энн вздрагивает.

«Уж не Гилберт Хэлфорд?»

Скарлетт очаровательно улыбается.

— Этот человек сказал так: пусть Эмму разыскивает виконт Серебряного Сахара. Назначьте Эмму переговорщиком по сбору сахарных яблок. Тогда виконт обязательно найдет Эмму и направит её для переговоров. Когда Эмма придет, поручите ей работу и в обмен на леденец разрешите сбор урожая.

Скарлетт использовала виконта Серебряного Сахара, чтобы разыскать Эмму, назначив ее посредником в переговорах.

И человеком, который это придумал и заставил ее так поступить, был Гилберт Хэлфорд?

— Но Эмма умерла. Взамен виконт Серебряного Сахара написал мне письмо, что хотел бы назначить посредником ее дочь, Энн.

Скарлетт замолкает. Делает паузу, а затем продолжает:

— Ничего не поделаешь, если она умерла. Но, возможно, ты, ее дочь, сможешь сделать то же самое, что и Эмма. В письме говорилось, что ты, как и твоя покойная мать, – серебряный сахарный мастер. Дочь Эммы и серебряный сахарный мастер... Возможно, ты сможешь сделать это, Энн? То же самое, что и Эмма.

Энн с осторожностью говорит:

— Если я сделаю точно такой же Леденец, вы разрешите собрать урожай сахарных яблок. Тогда зачем вы сказали виконту Серебряного Сахара, чтобы он прислал в качестве посредников мою мать, а затем и меня? Было бы намного быстрее, если бы вы сказали, что разрешите собрать урожай, если для вас сделают леденец.

— Потому что даже если Эмма или ты пообещаете сделать леденец, это не значит, что я разрешу собрать урожай.

— Что вы имеете в виду?

— Даже если леденец будет сделан, я не собираюсь разрешать сбор, пока я не удовлетворюсь тем, что он точно такой же, как этот сахарный леденец, малышка.

Скарлетт игриво щелкает Энн по носу.

— Даже если бы Эмма была жива, нет гарантии, что она смогла бы сделать точно такую же работу. Умения и чувства со временем меняются. Когда мастерство растет, даже если думаешь, что делаешь то же самое, получается немного по-другому. То же касается чувств. А иногда умения могут и ухудшиться по какой-то причине. Не так-то просто сделать что-то точно такое же, как и в прошлом. Особенно когда речь идет о матери и дочери. Часто бывает, что даже если кажется, что делаешь то же самое, все равно получается немного иначе.

Голос Скарлетт слегка отдается эхом во тьме подвала.

— Леденец нужно сделать в точности как этот. Пусть сам процесс его создания будет считаться переговорами. Вот почему я назвала тебя переговорщиком. В рамках этих переговоров ты должна создать сахарное изделие. А результат... станет известен, когда леденец будет готов.— То есть даже если я его сделаю, вы можете не разрешить собрать урожай?

— Да, верно. Если я не сочту сахарный леденец точно таким же, то и урожай собирать не разрешу.

— Но вы сами сказали, что сделать что-то без отличий очень сложно. Я могу и не справиться. И тогда множество сахарных яблок просто сгниет и осыплется.

— Ну и что? — отвечает Скарлетт с усмешкой. — Если я не получу желаемый леденец, пусть сахарные яблоки хоть сгниют.

Энн потрясена.

Ее глаза, несмотря на горящую в них страсть, темны. Если бы существовало пламя черного цвета, возможно, оно было бы похоже на них. Не потому ли Мифрил назвал Скарлетт пугающей, что каким-то образом ощутил эту тёмную ауру?

«Пусть хоть сгниют…»

Эти слова похожи на легкий удар. Неужели Скарлетт не думает, что сахарные яблоки могут быть нужны кому-то, кроме нее самой?

Для Энн сахарные яблоки важны, потому что леденцы приносят счастье, и есть люди, которые в этом счастье нуждаются. Но это её точка зрения, её позиция.

«Есть люди, которые думают по-другому, как Скарлетт. И я не могу их осуждать. Мы, мастера, считаем, что сахарные яблоки важны, но для кого-то другого это может казаться эгоизмом.»

В полумраке подвала, стоя друг напротив друга при тусклом свете единственной лампы, Энн слегка сжимает кулаки.

— Почему вы хотите получить точно такой же леденец? Вы могли бы потребовать что-то больше и лучше.

Подняв голову, Скарлетт смотрит так, словно пытается что-то разглядеть в темноте, и говорит:

— Около трех лет назад в Уэстолле появился торговый дом Галлиган из Льюистона. Сильный конкурент. Они занимаются тем же делом, что и дом Эйворт, и постепенно наши клиенты уходят туда. Последние два года мы пытаемся их остановить. Я уже говорила, что семнадцать лет назад, одновременно с моей свадьбой, я основала торговый дом Эйворт.

Она откидывает назад свои рыжие волосы, и свет лампы мерцает в такт ее движениям. На мгновение разрушающийся леденец кажется неестественно искаженным.

— Компания так быстро росла, что это можно было назвать чудом. Даже я удивлялась, насколько хорошо все идет. В тот момент, когда я вышла замуж, я получила сахарную скульптуру от Эммы, и я думаю, что это она помогла. Поэтому я хочу получить снова то же самое везение, что и когда я основала компанию Эйворт. Вот почему мне нужен этот леденец.

Нахмурившись, Энн отвечает:

— Даже если я повторю этот леденец, неизвестно, принесет ли он такую же удачу.

— А если я получу другую, большую и прекрасную сахарную скульптуру, разве будет иначе? Тогда вероятность, что тот же леденец принесет похожее счастье, должна быть выше, верно? Я торговка, поэтому хочу ставить на то, где вероятность выше.

Скарлетт надеется на удачу для торгового дома, который она основала. И она хочет доверить эту удачу такому же леденцу, как тот, что когда-то принес ей нечто похожее. Вот что она имеет в виду.

Но в словах Скарлетт есть что-то неестественное.

Если она хочет получить удачу любой ценой, почему бы ей не воспользоваться своим богатством, чтобы нанять не только Энн, но и множество других серебряных сахарных мастеров, чтобы они не только повторили леденец Эммы, но и изготовили много других? Так увеличилась бы «вероятность», о которой говорит Скарлетт.

«Но Скарлетт пытается возродить только леденец моей мамы.»

Почему она так настойчиво этого хочет? Возможно, в этом творении Эммы скрыто нечто, к чему Скарлетт питает сильную привязанность?

Как бы то ни было, не стоит делать поспешных выводов в этой тёмной, гнетущей атмосфере. 

— Я поняла ваше требование. Я вернусь в замок Сильвер Уэстолл, чтобы доложить о нем виконту Серебряного Сахара. Завтра я дам вам ответ.

— Делай, как знаешь. Взять на себя роль переговорщика и собрать сахарные яблоки или сложа руки смотреть, как они гниют – решай сама, — с насмешкой говорит Скарлетт. 

Но со всем спокойствием, на которое она только способна, Энн отвечает:

— Я подумаю и дам вам ответ.

Как будто видя насквозь упрямство Энн, Скарлетт усмехается.

— Спасибо Гилберту Хэлфорду. Ведь благодаря ему и пришла ты, дочь серебряного сахарного мастера, которую я искала, не покладая рук.

«Гилберт Хэлфорд?!»

Скарлетт поворачивается и начинает уходить, а Энн бросается за ней.

— Кто он? Вы с ним близки? Он может быть моим отцом.

— Он тоже говорил, что был мужем Эммы, с которым она рассталась. Но, какая жалость, мы с ним вовсе не близки. К тому же, может, тот мужчина просто притворяется твоим отцом? — небрежно говорит Скарлетт, проходя мимо Шалля. 

Энн удивляется ее словам, а Шалль искоса смотрит на прекрасные рыжие волосы женщины.

Поднимаясь по лестнице, не оборачиваясь, Скарлетт продолжает:

— Он пришел в компанию, услышав слухи о том, что я ищу Эмму. Сказал, что тоже ищет свою жену Эмму, с которой расстался, и что он каретный мастер. Но разве не слишком большое совпадение, что мужчина, узнавший о моих поисках Эммы, оказался её бывшим мужем? Однако он выдвинул хорошее предложение, и я согласилась на него. Так он и написал от моего имени письмо виконту Серебряного Сахара.

— Где сейчас этот человек?

Следуя за спиной рыжеволосой женщины, Энн и Шалль тоже входят в дверь.

— Кто знает. Написав письмо, он сразу ушел.

Скарлетт, вышедшая на свет раньше них, гасит лампу и вешает ее на крючок у двери.

— И ты позволила какому-то проходимцу написать письмо? Ты ведь глава торгового дома Эйворт, которой доверяет даже правитель провинции, — с подозрением говорит Шалль.

Скарлетт оборачивается и несколько раз недоуменно моргает. Кажется, она удивлена тем, что Шалль заговорил. Затем на её лице появилась заинтересованная улыбка.

— Почему ты спрашиваешь об этом? Звучит так, будто ты всерьёз беспокоишься об этом ребёнке. 

— Просто ответь на вопрос.

— Шалль...

Опасаясь, что Скарлетт может обидеться, Энн поспешно хватает Шалля за руку, но он не отводит взгляд от собеседницы, словно бросая ей вызов.

Скарлетт, с интересом наблюдая за парой, отвечает: 

— Кем бы человек ни был, нужно использовать его, если он полезен. Торговец не сможет вести дела, если не будет иметь дело с незнакомцами, мистер фей.

— Даже если неизвестно, достоин ли он доверия?

— В этом случае доверие не имело значения. Всё, что мне было нужно – это письмо, которое он и написал.

— Разве он не потребовал от тебя ничего взамен?

— То, что Эмма придёт сюда, и есть ответная услуга. Он тоже ищет Эмму, поэтому предложил мне свою помощь. Он сказал, что придет встретиться с ней в подходящее время, когда она будет здесь.

Сердце Энн слегка дрожит от страха. 

Если он хочет встретиться с Эммой, действительно ли он ее отец?

— Каким человеком был этот Гилберт?

— Хм, дай подумать. Наверное, на пять-шесть лет старше меня. Мягкий, растрепанный мужчина с добрыми манерами. С ним была одна фея.

— Фея?

— Похоже, не его спутница, как у тебя. Та фея называла Хэлфорда «господином», так что, видимо, прислуживает ему.

«Гилберт сказал, что придёт повидать Эмму. Значит, возможно, я смогу встретиться... с этим человеком.»

На душе Энн становится неспокойно. Что это – предвкушение или тревога?

⠀

⠀

⠀

Энн покидает уединенное поместье Скарлетт, чтобы вернуться в замок Сильвер Уэстолл.

Сжимая в руках поводья, она направляется вниз по склону от поместья к городской дороге. Солнце стоит еще высоко, но к тому времени, как они доберутся до Уэстолла, уже, вероятно, стемнеет.

Ощущая на щеках легкое дуновение ветерка, Энн погружается в размышления.

Условие, которое озвучила Скарлетт, оказалось настолько неожиданным, что Энн не смогла сразу ответить, даже опираясь на наставления, полученные от Хью.

«Но, возможно, это не то, о чём следует спрашивать мнения Хью.»

Если она доложит, Хью наверняка спросит: «И что ты собираешься делать?»

Решение о том, принять ли требование Скарлетт и приступить к тому, что она называла переговорами – к изготовлению леденца, или же нет, должна принимать сама Энн. Хью, чья миссия – защищать ремесленников, никогда бы не стал необоснованно принуждать ее к этому делу.

 Вопрос лишь в том, хочет ли Энн сделать этот леденец или нет.

«Если я сделаю леденец, то получу сахарные яблоки.»

С этой точки зрения, Энн определённо стоит его сделать, и она хотела бы этого.

Проблема в том, какой именно леденец хочет получить Скарлетт.

«Скарлетт хочет возродить работу мамы. Даже если я ее сделаю, мои сахарные леденцы – это не то, чего она ждет.»

Если попросить ремесленника, искренне преданного своему делу, сделать то же самое, что сделал кто-то другой, пусть даже уважаемый им человек, он наверняка скривится. Ведь возникает вопрос, есть ли смысл делать это самому.

Первый леденец, который Энн сделала для участия в конкурсе кондитерских изделий, был создан по наброску, оставленному Эммой.

Теперь Энн понимает, насколько наивной была в то время, когда она только начинала. Дизайн, созданный Эммой, принадлежит Эмме, и если в нем не будет чувств Энн, он не будет обладать такой же притягательной силой, как леденцы самой Эммы. Если она дорожит своей профессиональной гордостью, то должна воплощать свои собственные чувства, а не заимствовать чей-то дизайн или подражать кому-то.

«Но ведь Скарлетт не просит подражать работе мамы.»

Подражание и воссоздание могут казаться одинаковыми поступками, но они отличаются по своей сути.

Скарлетт не просит подражать. Она хочет возродить утраченную когда-то красоту. Именно поэтому изначально она искала Эмму.

Но Эммы уже нет в этом мире. Тем не менее, Скарлетт продолжает желать работу Эммы. Поэтому она просит Энн воссоздать ее леденец.

«Это унизительно?» — думает Энн.

«Леденец моей мамы разрушился, поэтому примите мой, ещё более красивый леденец. Я покажу вам ещё более прекрасную работу!» 

Разве говорить так - не значит навязывать свои леденцы Скарлетт, которая желает работу Эммы?

Разве не будет иметь смысл сделать тот леденец, который желает сам человек?

Даже если это означает воссоздать работу, созданную в былые времена кем-то другим, даже если в ней не будет индивидуальности или идей, разве создавать желаемые леденцы – не долг мастера?

Если не делать леденцы, которые хочет другой человек, не говорит ли это, скорее, о желании мастера показать себя, нежели о профессиональном подходе?

«Я – мастер. Поэтому я должна создавать то, чего желает просящий человек.»

Если Скарлетт хочет сейчас возрождение работы Эммы, разве не долг мастера исполнить это желание?

«К тому же, воссоздать утраченные вещи невозможно без настоящего мастерства. Это непростая задача.»

Вполне возможно в точности подражать леденцам, сделанным другими мастерами, и для некоторых людей это может показаться даже лёгким делом.

Но так бывает только в случаях, если перед глазами есть безупречный образец леденца.

В голове Энн проносятся образы развалившегося леденца, покоящегося в полумраке.

Энн никогда не видела цветка, который был мотивом этой работы, поэтому воссоздать первоначальную форму и цвет скульптуры будет непросто. 

Но... может быть, именно поэтому оно того стоит.

«Работа, которую я никогда раньше не делала... Хочу попробовать.»

Чувство, которое поднимается в ее груди, – это радость от принятия вызова перед неизведанным.

— Эй, Шалль, Мифрил Рид Под. Я думаю принять роль посредника в переговорах, — говорит Энн, глядя вперед. 

Шалль, сидящий рядом с ней, закинув ногу на ногу и глядя в ту же сторону, отвечает, не отводя взгляда:

— Если ты этого хочешь. Делай, как считаешь нужным.

— Хотя Скарлетт выглядит пугающей.

Мифрил хмурится. Похоже, спрятавшись под пиджаком Шалля во время встречи со Скарлетт, он внимательно слушал разговор.

— Ну, если это то, что ты хочешь сделать, то я тоже «за». Если что, я защищу тебя от этой страшной женщины.

— Ну, на тебя точно можно положиться.

Энн с облегчением улыбается Мифрилу, демонстрирующему мышцы рук, и Шаллю, отвечающему ему совсем не обнадеживающим тоном.

— Спасибо вам обоим. Пожалуйста, будьте со мной.

Именно потому, что они вдвоём рядом с ней, Энн обретает смелость. Она может решительно сделать первый шаг, когда начнёт действовать.

С залитой солнцем дороги повозка сворачивает на тенистую тропу вдоль леса. Впереди, на обочине дороги, виднеется одинокая фигура мужчины. По мере приближения его лицо становится все четче.

Мифрил встает и наклоняется вперед.

— О, да это же Сайлас. Тот слабовольный бывший муж, которого прогнала та женщина.

Сайлас поднимает голову, когда слышит звук приближающейся кареты. Предвкушение в его глазах исчезает, когда он узнает Энн и ее карету. Однако при ее виде на лице мужчины отражается удивление.

— Постой, подожди! Ты, серебряный сахарный мастер!

Сайлас выходит на середину дороги. Энн останавливает карету, и он бежит к ней.

— Извини, что остановил тебя. Мы ведь встречались недавно в поместье Скарлетт. Я хотел кое-что у тебя спросить. Меня зовут Сайлас Олкотт. Не подумай, что я подозрительный.

— Я – Энн Хэлфорд. Скарлетт рассказывала мне о вас, мистер Сайлас.

— А, так ты слышала, что я ее бывший муж.

На мгновенье он выглядит смущенным, но затем он спрашивает:

— Так вот, я хотел спросить о Скарлетт. Она собиралась куда-то уходить?

Энн качает головой, и он горько усмехается.

— Понятно…

«Я верил и ждал…» — как будто слышится его внутренний голос.

В его добрых карих глазах видна печаль и отголоски смирения.

— Похоже, у вас со Скарлетт был спор о лесе сахарных яблонь. Вы тогда говорили, чтобы я передала что-то виконту Серебряного Сахара. Если у вас есть для него какое-то послание...

— Спасибо. Но это, наверное, бесполезно. Как и сказала Скарлетт, даже если я буду умолять виконта Серебряного Сахара, он вряд ли прислушается. Для виконта не имеет значения, кто владеет землей. Даже если он у кого-то отнял лес сахарных яблонь.

Энн хмурится, не в силах игнорировать его слова.

— Меня послали, чтобы получить право собирать урожай в лесу сахарных яблонь, принадлежащем Скарлетт. Виконт Серебряного Сахара ведет переговоры с ней, потому что она владелица земли. Но... Вы хотите сказать, что изначально это была не её земля?

— Эта земля принадлежит семье Олкотт. Это ценное наследство, переданное мне предками.

— Скарлетт сказала, что ваши претензии необоснованны, мистер Сайлас.

— Да, верно.

Сайлас кривит губы, словно насмехаясь над собой.

— Необоснованны, да? Если так категорично заявлять, то да. Но всё же должно быть место для обсуждения. Я верил в нее и до сих пор хочу верить. Я много раз хотел поговорить с ней лицом к лицу... Сегодня тоже, хоть Скарлетт и сказала такое, я думал, что она, возможно, придет. Но она уже не придет сюда сегодня, да? — С поникшими плечами Сайлас улыбается Энн. — Прости, что остановил тебя. Спасибо.

Он поворачивается спиной и медленно идет по дороге, ведущей вглубь леса. Энн смотрит ему вслед, не зная, что сказать подавленному Сайласу, как вдруг слышит женский голос, зовущий его.

— Сайлас.

Энн оглядывается и видит в конце лесной тропинки, по которой идет Сайлас, женщину в простом сером хлопковом платье и поношенном фартуке. Она спешит к Сайласу легкой походкой, которая чем-то напоминает бег маленького животного. Он обнимает ее за плечи и целует в лоб. Судя по их близости, она, должно быть, его возлюбленная. Обняв друг друга за талию, они вдвоем направляются в глубь леса.

Глядя на их удаляющиеся спины, Энн постепенно начинает чувствовать нарастающее смятение в груди.

— Постойте... Подождите!

Неожиданно окликнув их, Энн бросает поводья и спрыгивает с кучерской скамьи.

Как только Сайлас и женщина останавливаются и оборачиваются, Энн уже собирается бежать к ним.

— Что случилось? — раздается за спиной голос Шалля, и Энн поворачивается к кучерской скамье.

— Мне нужно кое-что спросить у этого человека. Скарлетт сказала, что претензии Сайласа необоснованны, но, глядя на него... возможно, он действительно говорит правду, и лес сахарных яблонь, который Скарлетт выставляет на переговоры, на самом деле был отнят у него. Я хочу это проверить. В общем, я пойду!

Сказав это двум феям, она бежит к Сайласу и женщине, которые с удивлением смотрят на нее.

Энн только что решила сделать леденец для Скарлетт. Но если она требует его в обмен на то, что отняла у другого человека, правильно ли будет просто сделать вид, что это Энн не касается, и сделать леденец? Вот что ее беспокоит.

— Извините. Подождите, пожалуйста, — запыхавшись произносит она, и Сайлас с удивлением спрашивает:

— Что такое?

— Позвольте мне услышать вашу историю. Вы сказали, что Скарлетт отняла у вас землю. 

Два человека, стоящие перед ней, переглядываются.

— Я могу рассказать. Но зачем? — отвечает с недоумением Сайлас, а женщина, кажется, напрягается и хватает его за рукав.

В этот момент Энн замечает, что на тыльной стороне её руки есть несколько старых шрамов, похожих на следы от царапин, а кончик мизинца отсутствует.

Если присмотреться, то можно увидеть множество таких же старых шрамов от запястий до локтей. И даже на шее, которая выглядывает из-под цветочного шарфа, виднеются следы шрамов.

«Какой-то несчастный случай?... Или…»

В этих шрамах ощущается что-то зловещее.

— Но Сайлас… Кто этот человек?

Энн обращается к женщине, в чьих глазах читается настороженность:

— Я понимаю ваше замешательство. Мне правда очень жаль. Меня зовут Энн Хэлфорд, я кондитер. Я прибыла сюда как представитель виконта Серебряного Сахара, чтобы вести переговоры со Скарлетт. Поэтому я не могу просто уйти, не проверив такую тревожную информацию о ней. Пожалуйста, позвольте мне услышать вашу историю.

Сайлас успокаивающе похлопывает по руке женщину, держащую его за рукав.

— Не волнуйся, Джейн. Она представитель виконта Серебряного Сахара. И, видимо, у этой девочки есть своя роль, которую она должна выполнить.

Услышав слова Сайласа, девушка по имени Джейн кивает в знак согласия. Подтвердив это, он продолжает:

— Хорошо, давайте поговорим. Наш дом находится чуть дальше в лесу. Твои спутники тоже могут пойти с нами.

⠀

⠀

⠀

— Мистер Сайлас, вы... изготовитель вывесок? — спрашивает Энн сразу после того, как они зашли в его дом.

Их привели в скромный бревенчатый домик, расположенный недалеко от лесной тропинки.

Он такого же небольшого размера, как и дом Энн.

В центре комнаты, прямо перед дверью, стоит обеденный стол и два деревянных стула. На этом обеденном столе располагается, по-видимому, незаконченная вывеска для ярмарочного шатра. Снаружи, под навесом, также прислонены несколько досок, похожих на уже готовые вывески.

Мифрил, выглядывающий из-за плеча Энн, с интересом изучает вывески. Сайлас, смущённо убирая незаконченную работу, говорит:

— Это подработка. Хотя на самом деле я зарабатываю на жизнь именно этим. Моя основная работа абсолютно не приносит дохода.

— Основная работа?

— Вон там, — говорит Шалль, указывая глазами на угол комнаты рядом с Энн. Там стоит мольберт с прикреплённым к нему холстом. Перед ним стоят стул и небольшой рабочий стол, на котором расставлены склянки с красками, палитра и кисти. Инструменты для рисования.

— Вы художник?

Сайлас пожимает плечами, прислоняя вывеску к стене.

— Ну да, хотя и не известный.

— Невероятно. Я впервые встречаю художника.

Восхищаясь талантом художника, сидящего перед ней, она невольно переводит взгляд в сторону. И тут ее внимание приковывает одна вещь, попавшая в поле зрения. 

«Та картина с цветком...»

На дальней стене комнаты висит небольшой холст. На нем изображен нежно-голубой цветок, похожий на лилию, но с множеством тонких, словно кружевных, лепестков. Без сомнения, это тот самый цветок, который послужил мотивом для сахарного изделия Эммы и воссоздания которого требует Скарлетт.

— Сайлас, а что это за картина с цветком?

— Это моя работа. Пожалуйста, присаживайтесь. 

Сев за обеденный стол, Сайлас жестом приглашает Энн и Шалля последовать его примеру. Глядя на картину с цветком поверх плеча Сайласа, сердце Энн начинает биться в предвкушении.

«Я вижу оттенок цветка и его форму! Удивительно, что здесь оказалась картина с этим цветком. Какое невероятное совпадение. Если использовать эту картину как образец, можно будет воссоздать первоначальную форму того леденца, который просит Скарлетт. Но...»

Она переводит взгляд на стоящего перед ней мужчину.

«Я не знаю, правильно ли следовать требованиям Скарлетт. Если она и правда отняла у него землю с лесом сахарных яблонь...»

Джейн ставит перед Энн, Шаллем и Сайласом деревянные чашки. В них налит чай с легким ароматом, и из чашек поднимается пар.

— Так значит, ты хотела поговорить о земле, верно?

— Да. Я хочу узнать, что означает, как вы говорите, что Скарлетт забрала землю.

— Тогда позволь мне кое-что показать тебе.

По кивку Сайласа, Джейн достает из ящика шкафа в углу комнаты пачку документов, сделанных на качественной плотной бумаге, и кладет на стол. Получив разрешение, Энн берет их в руки.

Это похоже на договорное соглашение. В самом конце, после множества мелких букв, стоит подпись Сайласа. 

Пробегая глазами по тексту, Энн понимает, что это какие-то юридические термины. Где-то на середине текста смысл начинает ускользать. Мифрил, похоже, тоже ничего не понимает, как и Энн, и недовольно ворчит.

Энн, сдвинув брови, пристально вглядывается в бумагу. Шалль, заглядывая ей через плечо, говорит:

— Это договор семнадцатилетней давности. Здесь говорится, что вся земля, принадлежащая Сайласу Олкотту, переходит в собственность торгового дома Эйворт. Земля становится собственностью компании, то есть ее представителя. Однако супруг представителя имеет равные права.

Энн удивленно смотрит на Шалля, который, похоже, уловил суть документа. Он продолжает, обращаясь к Сайласу:

— Кто представитель компании?

— Скарлетт.

Энн в испуге опускает взгляд на соглашение в своих руках.

— Что?! То есть это соглашение означает, что вы согласились передать свою землю торговому дому Эйворт, по сути, ее представителю Скарлетт. И конечно, владелицей земли является Скарлетт. Как она и говорила, вы не правы, мистер Сайлас.

— Да, так и есть, — Сайлас кивает. — Меня убедили, что даже если земля будет принадлежать компании Эйворт, пока я являюсь мужем Скарлетт, у меня будут равные с ней права, и я не потеряю землю... Поэтому я подписал соглашение одновременно с заключением брака.

— Как неосторожно, — не задумываясь, произносит Энн, на что Сайлас улыбается.

— Я так не думал и сейчас не думаю. Она сказала, что хочет избавить меня, художника, от хлопот, связанных с ведением дел. 

Энн ошеломлена. Неужели он не понимает, что его ловко обвели вокруг пальца?

Или в глубине души он встревожен, но все еще хочет ей верить?

В любом случае, разве это не слишком наивно с его стороны?

Джейн, стоящая за Сайласом, тоже хмурится, словно разделяя опасения Энн по поводу его чрезмерной доброты.

— Конечно, в случае развода я перестал быть ее мужем и, естественно, лишился прав. Но когда мы заключали то соглашение, ни один из нас и помыслить не мог о таком. Но... Так сложилось. В конце прошлого года мы со Скарлетт расстались, и Джейн стала моей женой.

Сайлас переводит взгляд на Джейн, стоящую позади него, и выражение его лица смягчается.

— Что…

Энн кажется, что было бы невежливо спрашивать причины в присутствии Джейн, поэтому проглатывает свои слова. Возможно, чувствуя это, Сайлас опускает глаза.

— Я понимаю, что развод не может быть похвален, но... Я не мог это вынести. Было больно продолжать страдать.

Когда Джейн сочувственно касается его плеча, он сжимает ее пальцы, словно получая от этого силы, а затем поднимает лицо и улыбается.

— Так или иначе, Скарлетт сейчас действительно держится за этот договор и не возвращает мою землю. Но я не думаю, что она настолько безжалостная. Даже если сейчас она в плохом настроении и отказывается, я верю, что она согласится поговорить и вернет землю.

— Какой же ты наивный.

Энн почти перестает дышать, когда Мифрил потрясенным голосом произносит то, о чем Энн и Шалль, вероятно, тоже думают.

— Мифрил Рид Под!...

Она хватает его за плечи, прижимает к груди и зажимает ему рот, не давая больше ничего сказать. Но Сайлас беззаботно смеется:

— Все в порядке, не волнуйся. Мне все так говорят, и Джейн тоже. Так было всегда. Меня с детства дразнили «богатеньким мальчиком».

На его лице появляется великодушное выражение. Судя по тому, что его с детства называли богатеньким мальчиком и он владел огромным лесом сахарных яблонь, можно сказать, что он действительно из хорошей семьи. От него веет добротой, которая свойственна людям с благородным происхождением.

— Может быть, в этом году владельцем леса сахарных яблонь является Скарлетт. Но в следующем году им точно буду я.

— Понятно.

Энн удается улыбнуться, но в душе у нее остаются сомнения.

«Зачем нужно было переводить землю Сайласа на имя торгового дома?»

Скарлетт говорила, что хотела оградить Сайласа, художника, от лишних хлопот, но для того, чтобы это сделать, вовсе не обязательно заключать подобный контракт. Значит, если у нее не было каких-то намерений, она бы так не поступила.

«В следующем году...» — сказал Сайлас, но в его весёлом голосе было что-то искусственное. Возможно, в глубине души он тоже испытывает недоверие к Скарлетт и пытается подавить его.

«Что же за человек эта Скарлетт?»

Если она злой человек, стоит ли Энн соглашаться на ее просьбу? Не получится ли так, что она поможет ей творить зло? Думая об этом, Энн немного сомневается.

Но Сайлас сейчас улыбается. Если он улыбается, несмотря на свою тревогу, возможно, сомнения Энн неверны. В таком случае ей все же стоит согласиться на просьбу Скарлетт.

⠀

⠀

⠀

В тот же день Энн возвращается в замок Сильвер Уэстолл, а через два дня Хью дает ей бочонок серебряного сахара. Энн переносит его в повозку и, взяв в руки поводья, отправляется в поместье Скарлетт.

Рядом с ней на кучерской скамье находится Шалль, а между ними на своём постоянном месте сидит Мифрил.

Летний утренний ветерок прохладен и приятен. Покинув Уэстолл, они выезжают на дорогу, где запах трав и деревьев смешивается с ветром, придавая ощущение свежести.

— Ах, нет, нет. Не хочу видеть лицо этой страшной женщины, — ворчит Мифрил с самого отъезда из замка Сильвер Уэстолл.

— Если боишься, мог бы остаться в замке.

Мифрил поднимает глаза на Энн.

— Да ты что! Я не могу упустить такую возможность.

— Такую возможность?

— Когда ты полностью погружаешься в работу, Шалль Фен Шалль начинает жалеть, что ты не обращаешь на него внимания, раздражается и всё время ходит вокруг тебя в жалком состоянии. Пропустить это зрелище было бы потерей.

Глаза Шалля приобретают ледяной оттенок.

— Может, мне бросить тебя отсюда в сторону замка Сильвер Уэстолл?

— Хм, сомневаюсь, что у тебя хватит силы для такого дальнего броска.

— Тогда поймаю голубя, привяжу тебя к его спине и запущу.

— Так ведь неизвестно, куда он полетит!

Хотя Энн приятно слышать привычные голоса этих двоих, она вспоминает слова Хью прошлым вечером.

«Ты ведь понимаешь, Энн?»

Позавчера вечером, когда Энн вернулась в замок Сильвер Уэстолл, Энн доложила Хью условия в обмен на урожай сахарных яблок. Кроме того, она сообщила, что, похоже, с правом собственности на лес сахарных яблок дело обстоит не так просто.

Прежде всего, относительно права собственности на лес Хью отрезал: «Это не то, что должно касаться виконта Серебряного Сахара.» Переговоры должны вестись исключительно со Скарлетт, официальной владелицей земли.

И тогда он спросил у Энн: «Ты возьмешься за это дело?»

Когда Энн ответила, что возьмется, он, сурово глядя, будто пытаясь удостовериться в ее решимости, сказал: «Ты ведь понимаешь, Энн?» И он продолжил: «Сделать в точности такое же изделие кажется простым делом, но на самом деле это трудно. Ведь единственным критерием оценки будут глаза другого человека. К тому же леденец, который нужно повторить, разрушился и потускнел. Ты представляешь, насколько трудно будет его воссоздать? Более того, даже если ты сделаешь его, не отступив ни на миллиметр, но он будет отличаться от того, что помнит оценивающий человек, тебе скажут, что он другой. Это будет бессмысленно.»

И еще: «Сделать в точности такую же работу, как потускневший и разрушенный леденец семнадцатилетней давности, почти невозможно.»

Так он подытожил. 

Поняв, что ее спрашивают, будет ли она все равно это делать, Энн ответила: «Я понимаю.»

Услышав это, Хью сразу же написал письмо и отправил его Скарлетт. В нем было написано: «По поручению виконта Серебряного Сахара кондитер Энн Хэлфорд примет Ваше предложение.»

Ответ пришел сразу. В нем говорилось: «Принято», а также было поставлено условие, что работа будет проводиться в поместье Скарлетт. Это связано с тем, что хрупкий леденец семнадцатилетней давности может повредиться при перевозке.

Это работа, которую стоит попробовать выполнить. Энн не хочет сдаваться, даже не попытавшись.

«К тому же, это произведение, созданное моей мамой.»

В детстве Энн верила, что сахарные скульптуры Эммы – самые красивые в мире. Повзрослев и увидев работы многих мастеров, она уже не может с уверенностью сказать, что это так.

Но чувство, что когда-то они были самыми красивыми сахарными леденцами, не исчезает. Реальность может быть другой, но это чувство подлинное и сохраняется до сих пор.

Энн кажется, что если она воссоздаст работу Эммы, это оживит в ней то, что она ощущала в детстве, и снова сможет испытать то счастье, которое было в то время. Гордость и счастье от веры в то, что сахарные скульптуры ее матери – самые красивые.

«Именно потому, что это сложно... это захватывающе.»

Видимо, понимая чувства мастера, стремящегося взяться за незнакомую работу, Хью не стал останавливать Энн и предоставил ей серебряный сахар.

Однако одна вещь беспокоила Хью – присутствие Гилберта Хэлфорда. Он предупредил Энн быть осторожной и не отходить от Шалля.

«Что бы ни случилось, я должна сделать этот леденец. Скарлетт ищет удачи. Если я справлюсь с ее просьбой, мы получим сахарные яблоки. Разве это не замечательно? Я уже не ребенок, я взрослая, полноценный мастер, поэтому я должна довести дело до конца. Да, взрослая... К тому же, я замужняя женщина.»

Как только эта мысль приходит Энн в голову, ей тут же становится стыдно, хоть она и сама так решила. Сама подумала и сама покраснела, похоже, у нее тяжелый случай.

— Что случилось? Тебе жарко?

Шалль подозрительно смотрит на лицо Энн, покрасневшей ни с того ни с сего.

— Д-да. Немного жарковато.

В спешке пытаясь скрыть смущение, Энн продолжает путь по главной дороге, сворачивает на ответвление и некоторое время едет по нему, поднимаясь по пологому склону. Вскоре впереди показывается раскинувшаяся зеленая лужайка, а за ней дом с красной крышей.

⠀

⠀

⠀

Троим, прибывшим в особняк Скарлетт, предоставляют одну из комнат на втором этаже. Комната находится с правой стороны от винтовой лестницы. 

Слева от лестницы начинается короткий коридор, в конце которого находятся три двери. По словам слуги, самая дальняя дверь ведет в личные покои Скарлетт.

Комната хоть и тесная, но выглядит как гостевая. В ней стоят две небольшие кровати, сундук и стол, который может послужить рабочим местом. В правой части комнаты, напротив входа, находятся два невысоких окна, через которые проникает яркий дневной свет. 

Для них является неожиданностью получить комнату на втором этаже, где много солнца. Финли, мрачный мужчина с острым взглядом, служащий Скарлетт, отводит в нее гостей. После того, как он показал им комнату, он также заносит туда бочку с серебряным сахаром.

— Спасибо, мистер Финли. 

— Можно просто Финли.

Его ответ звучит резко, но Энн не чувствует в нем неприязни. Возможно, у него просто грубые манеры.

— Спасибо, что приготовили для нас гостевую комнату. Ведь я всего лишь ремесленница.

— Человек, приехавший на переговоры по приказу виконта Серебряного Сахара, не может остановиться в комнате для слуг. Вы можете свободно передвигаться по особняку. Если что-то понадобится, дерните за шнурок от колокольчика на стене. Приду либо я, либо кто-то из слуг.

Когда Финли уходит, Энн быстро засучивает рукава.

— Перенесем в комнату мамину сахарную скульптуру и начнем работу.

Как только сахарная скульптура Эммы была перенесена из погреба, следующим шагом становится приготовление холодной воды. Узнав, что колодец находится в сарае за поместьем, Мифрил поднимает руку и, зовя Шалля отправиться туда, говорит: 

— Пойдем.

Тем временем Энн приносит из кареты в комнату инструменты для изготовления сахарных изделий: каменную плиту для разминания серебряного сахара, каменную миску, чтобы наливать в нее холодную воду для охлаждения пальцев, лопатки, иглы и колесики для формовки, коробку с бутылочками с цветным порошком.

Закончив перетаскивать вещи, она снова встает перед старой, потрескавшейся сахарной скульптурой, положенной на стол.

Даже в этой потускневшей, осыпавшейся скульптуре все еще чувствуется былая красота. Тщательно изучив детали и некоторое время разглядывая фигурку целиком, Энн берет в руки стопку набросков, принесенных из кареты.

Это наброски сахарных скульптур, оставленные Эммой. Энн продолжает перелистывать страницы. Всего около двадцати набросков букетов, но ни один из них не совпадает с тем, что лежит перед ней.

«Что это за цветы? Мистер Сайлас тоже нарисовал их на картине.»

Пока Энн размышляла, Шалль и Мифрил вернулись с холодной водой.

— Эй, Шалль, Мифрил Рид Под. Вы раньше видели такие цветы?

Шалль, поставив бочку с холодной водой, встает рядом с Энн, а Мифрил, сидя на его плече, смотрит сверху на леденец, лежащий на столе.

— Я никогда таких не видел.

— Я тоже. Может, они растут в каком-то особом месте или уже вымерли. Тебе нужно название цветка?

— Нет, мне просто любопытно. Даже если мы не знаем названия, Сайлас ведь нарисовал эти цветы, верно? Если использовать форму и цвета с его картины как ориентир, можно будет воссоздать недостающие части и цвета. Возможно, придется еще несколько раз попросить Сайласа показать картину. Но важнее другое.

Энн смотрит вниз на разрушенную скульптуру и говорит, словно бросая ей вызов:

— Если не понять чувства мастера, вложенные в эту работу, кое-что воссоздать будет невозможно.

Что думала Эмма, когда создавала эту сахарную скульптуру?

«Скарлетт хочет снова заполучить эту скульптуру, потому что благодаря ей торговый дом сильно разросся. Но мама ведь сделала ее для свадьбы. А значит, она наверняка старалась сделать ее подходящей для такого случая.»

Смотря на крошащийся леденец, Энн пытается представить и наложить на его жалкий вид сияние семнадцатилетней давности.

— Если просто повторять форму и цвета, получится безвкусная сахарная фигура. Блеск, мягкость линий и нежность текстуры должны меняться в зависимости от чувств, которые в нее вложены. Нужно передать атмосферу того, что мама видела и чувствовала семнадцать лет назад, когда делала эту скульптуру.

Ведь бывает, что, глядя на вроде бы одинаковые рисунки, человек чувствует, что их атмосфера отличается. Это происходит из-за толщины или тонкости линий, силы нажима, насыщенности цвета. То, что воспроизводится человеческими руками, не бывает одинаковым. Они слегка меняются. Энн должна воссоздать не только форму леденца семнадцатилетней давности, но и уловить и передать эту едва заметную атмосферу.

Энн не думает, что сможет сделать это безупречно.

Но приблизиться к совершенству возможно.

«Как бы об этом подумала мама? Какой леденец она хотела бы сделать?»

Энн открывает глаза и собирается с духом. Она подходит к бочке в углу комнаты, открывает крышку, зачерпывает чашей серебряный сахар и высыпает его на каменную плиту.

Заметив, что Энн собирается приступить к работе, Шалль, проявляя деликатность, молча выходит из комнаты, чтобы не мешать ей.

Выйдя наружу, Шалль осматривается вокруг поместья. Он все еще испытывает настороженность по отношению к Гилберту Хэлфорду. Когда же появится этот мужчина, который сказал, что навестит Эмму?

Не исключено, что он уже тайно приближается.

Повозка Энн стоит под простой крышей сарая. То, что внутри все хорошо подготовлено, наверняка заслуга того мрачного мужчины по имени Финли. Если посмотреть в сторону дома из-под крыши, можно увидеть, как Энн проходит мимо одного из окон на втором этаже.

Кажется, она даже не замечает, что под окном стоит Шалль.

«Опять увлеклась.»

Когда он видит свою жену такой, он испытывает сложные чувства: чувство надёжности, одиночества и радости одновременно. С одной стороны, Шаллю хочется позволить ей заниматься серебряным сахаром столько, сколько ей захочется, с другой – его немного огорчает, что она так увлечена серебряным сахаром, что забывает о нем.

Проходя мимо парадного входа, он слышит звук скачущих копыт лошади. Обернувшись на этот звук, он видит одинокого всадника, появившегося на территории поместья.

Лошадь приближается в мгновение ока. За несколько десятков шагов до Шалля всадник дергает за поводья, и лошадь внезапно останавливается. Она встает на дыбы, но всадник ловко укрощает ее благодаря великолепному управлению поводьями.

— О, мистер фей. Ты сегодня тоже прекрасно выглядишь, — весело говорит человек на лошади.

Шалль молча смотрит вверх.

Сидя верхом, с идеальной осанкой, на Шалля смотрит Скарлетт Эйворт – с её пламенными рыжими волосами, стройной высокой фигурой в длинном пиджаке и узких брюках для верховой езды.

— Я рада, что твоя жена согласилась сделать леденец. Очень жду результат.

Снимая перчатки, она слезает с лошади, поглаживает её по морде и передает поводья встречающему её слуге.

— Но я не ожидала, что ты муж этой малышки.

Она приближается к Шаллю, щелкая хлыстом по ладони, и смотрит на него дразнящим взглядом.

— С таким красивым лицом тебе удалось соблазнить наивную девушку, и теперь ты живешь в безопасности и комфорте. Тебе действительно повезло. Если хочешь, я могу выйти за тебя замуж. Я, в отличие от той наивной девушки, никогда не буду любить тебя всей душой, так что твоя совесть не будет страдать. Ну, если у тебя, конечно, вообще есть совесть.

Это ужасные слова, но Шалль уже столько раз слышал подобное от людей, что его это даже не злит. Спокойно выслушав её, он отвечает равнодушным тоном:

— Ты, видимо, очень подозрительна.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты сомневаешься в моей любви к ней. Только трус может испытывать сомнения. Что заставило такую женщину, как ты, стать трусихой? Чувство вины за то, что отобрала землю у своего бывшего мужа?

Когда он отвечает колкостью, лицо Скарлетт застывает.

— Ты знаешь?

— Я встретил Сайласа Олкотта. Он сказал, что ты отобрала у него землю, и он хочет вернуть ее, но ты не идешь на переговоры.

— Конечно, я отказываюсь.

— Сайлас, похоже, верит, что ты в конце концов согласишься?

На его слова Скарлетт поднимает брови.

— Верит? Он по-прежнему дурак.

Её слова на мгновение выдают гнев. Но, чтобы это скрыть, она снова быстро улыбается.

— Ну, он не меняется. Кстати, ты видел его новую жену? Они были счастливы вместе?

Шалль смотрит в глаза Скарлетт. Хотя её губы улыбаются, словно она развлекается, в глубине её глаз мелькает что-то едва уловимое.

— Да, казалось, они заботились друг о друге.

— Неудивительно.

Она усмехается и продолжает:

— Вот так. Поэтому ты трус, не могу поверить, что ты всегда будешь любить эту малышку. Более того, даже сейчас я сомневаюсь в твоей любви. Я просто не хочу, чтобы ей было больно.

Ещё раз с силой ударив себя хлыстом по ладони, Скарлетт разворачивается, чтобы уйти. Её рыжие волосы колышутся, словно пламя. 

Глядя ей вслед, Шалль приходит к одному выводу:

«Этой женщине… больно.»