Онлайн чтение книги Леди-монстр и паладин The Monster Lady and the Paladin
1 - 6

Однако его отношение оказалось не настолько ужасным, каким она со страхом представляла. Он всегда предлагал свою руку, чтобы помочь ей забраться в седло и слезть с лошади, и даже уступал ей свой спальный мешок в последние несколько дней.

 

Пока Леон водружал на коня вещи, приобретенные в оружейной лавке, Вероника, не обращая внимания ни на что вокруг, провела ладонью по мечу, который теперь принадлежал ей.

 

Она всегда мечтала о таком – оружии, которым смогла бы защитить себя. Хотя она и представить себе не могла, что получит его таким образом.

 

Выбор изделия того же мастера, который изготовил кинжал, подаренный ей Бенджамином, был отчасти актом неповиновения.

 

Пусть они и вручили ей по клинку, владеть мечом будет именно она. Эта мысль вызвала у нее легкий прилив сил, как у насквозь промокшего под дождем чучела, которое наконец увидело солнечный свет.

 

Их долгий путь завершился у трактира, расположенного рядом с оружейной лавкой. Когда они подошли к обшарпанному входу, едва волоча ноги к ним направился изможденный мальчик на побегушках.

 

– Приношу извинения, но у нас нет свободных комнат. Беженцы наводняют город на протяжении нескольких дней.

 

– Нам нужна всего одна ночь. Я не против, если это будет комната для слуг.

 

Вопреки отрицательному ответу Леон спокойно протянул кожаный мешочек. Мальчик раскрыл его, и его глаза расширились.

 

– Если вы не возражаете, я могу сейчас же привести в порядок старую комнату на верхнем этаже. Кровать в любом случае рассчитана на двоих. Раз уж у нас все занято, то и в других местах наверняка тоже.

 

Заметив внезапную перемену в отношении парнишки, Леон молча передал ему поводья. Тот наспех разгрузил багаж, жестом подозвал другого служащего и что-то прошептал ему, явно беспокоясь о том, чтобы не упустить деньги.

 

Однако Вероника была уверена, что горожане не до конца осознали ситуацию. Если бы они действительно понимали, что вот-вот нагрянет страшное бедствие, они бы покинули город, а не собирали деньги на укрепление стен.

 

Скорее всего, до них еще не дошла история, отражавшая полную картину произошедшего в Байене. Возможно, они знали только то, что Бахамут напал с моря, – эту весть принесли беженцы, которым посчастливилось спастись из близлежащих деревень.

 

Этого было недостаточно, чтобы заставить людей оставить землю, на которой они родились и выросли. Внешние угрозы часто кажутся далекими, пока они не окажутся прямо у вашего порога. Так же думают и те, кто решил остаться в местах, где земля, как известно, отравлена опасными веществами. Решение эвакуироваться кажется легким, когда обсуждается издалека, но, когда касается лично вас, – это не тот выбор, который можно сделать в одночасье.

 

Они последовали за проводником внутрь здания, прошли через шумную столовую и затем поднялись по лестнице рядом с камином. Единственное свободное помещение для ночлега находилось на четвертом этаже со скрипучими полами, в самом конце коридора – маленькая бедная комнатушка.

 

– Когда расположитесь и отдохнете, я сразу же принесу горячую воду и свежее постельное белье, – сказал запыхавшийся трактирный слуга и оставил их багаж на полу, после чего удалился.

 

Комната была обставлена скромно: ванная, камин и большая кровать.

 

– Просто для ясности, мы ведь не будем спать в одной постели, верно? – нерешительно спросила Вероника, бегло оглядывая комнату.

 

Леон, раскладывая вещи, повернулся, чтобы посмотреть на нее. Святая сила едва поддерживала стабильность ее разума, поэтому рана на бледной шее была все еще ярко видна. Скорее всего, порез будет долго заживать, точно так же как его правый глаз когда-то.

 

Наблюдая за ней, Леон ответил с ноткой восхищения:

 

– О, так ты тоже собираешься спать на кровати?

 

– ......

 

– К твоему сведению, я не спал несколько дней и устал до смерти.

 

Когда Леон подошел к ней, потирая шею, Вероника вцепилась в свою одежду. Она старалась вести себя невозмутимо, но кончики ее ушей покраснели.

 

Это сложно.

 

Леон нахмурился. Каждый раз, когда она заметно реагировала, это возбуждало в нем что-то садистское. Заставляло желать дразнить ее еще больше, прикоснуться к ней. Словно сорвать красный цветок зимней сливы.

 

– Но разве священнику не запрещено целовать женщину? – Вероника наконец подняла голову и задала вопрос, будто нанося ему ответный удар.

 

Леон наклонил голову. Он и раньше задумывался об этом – как она может так смущаться и при этом говорить все, что захочет.

 

– Ты каешься перед Богом после того, как поцеловала своего десятилетнего племянника?

 

– Говоришь, что я ребенок?

 

– Ты не взрослая.

 

– Закон континента гласит, что двадцать лет – возраст совершеннолетия, – возмущенная, Вероника тут же резко возразила. – Ты отреагировал, когда мы поцеловались.

 

Наверное, она не знала. Только дети защищаются, когда их называют детьми.

 

Леон рассмеялся над тем, что она не смогла внятно сформулировать физическую реакцию, которую заметила у него тогда. Видимо, воспоминания о том дне были яснее, чем он думал.

 

– Ну, это потому, что ты отчасти в моем вкусе.

 

Леон протянул руку, чтобы осмотреть рану на ее шее. Она вздрогнула, когда он коснулся ее лица. Наклонив ее голову, он осмотрел порез. Рана была не слишком глубокой.

 

Не двигаясь с места, Вероника тихо пробормотала:

 

– ...Не знала, что у святых рыцарей есть особые предпочтения в женщинах.

 

– В самом деле? Отцы половины незаконнорожденных детей в Карте – священники.

 

– Это отвратительно.

 

– Я тоже так думаю.

 

Грязно и вульгарно. Леон самоуничижительно улыбнулся.

 

Если незаконнорожденный ребенок священника унаследовал святую силу отца, он тоже неизбежно становился священником. В каком-то смысле это отвратительная безнравственная форма преемственности.

 

Всякий раз, когда Леон проводил по ране холодными пальцами, облаченными в латную рукавицу, ее длинные ресницы подрагивали. Ее лицо было удивительно миниатюрным. Его ладонь могла одновременно обхватить ее челюсть, щеку и ухо.

 

Он прошелся взглядом по ее раскрасневшемуся лицу от лба до губ, затем убрал руку. То, что он реагировал, даже не целуя ее, доставляло хлопот.

 

– Не забудь нанести мазь перед сном.

 

– Ты дашь мне ее?

 

– Если будешь хорошо есть, не пропуская приемов пищи.

 

В глазах Вероники появился странный блеск. Подозрительность и настороженность также означали, что она прекрасно его поняла. В этот момент напряженную атмосферу нарушил стук, раздавшийся снаружи.

 

– Я принес воду для ванны.

 

Пару мгновений они оба не отводили взгляд друг от друга. Затем Леон направился к двери. Когда он взялся за ручку, позади него раздался тонкий голос.

 

– Тогда не мог бы ты одолжить мне какую-нибудь одежду, чтобы я могла переодеться?

 

Возможно, если завоевать ее расположение, с ней будет легче иметь дело. В конце концов, влюбленные женщины обычно слепы к доводам рассудка.

 

 

 

***

 

 

 

Когда Вероника вышла из ванной, Леон уже ушел.

 

Вместо этого на столе стояла ароматная тушеная баранина и круглая буханка золотисто-коричневого хлеба, запеченного с сухофруктами. Немного поколебавшись, она быстро отужинала, а затем легла на край кровати.

 

Ну а что я могу сделать? Поздний гость гложет и кость. В любом случае здесь больше негде спать.

 

Она ненадолго задумалась о побеге. Но как только ее бунтарский дух остыл, она мгновенно приняла решение ждать и наблюдать. Если быть реалистом, у нее не было ничего – ни документов, ни денег. Если она уйдет отсюда, ей даже негде будет переночевать.

 

– Уф...

 

Она свернулась калачиком, схватившись за живот. В желудке ощущалась тяжесть: она съела слишком много. Зачем я поела?

 

Теперь она действительно была одна. Чтобы выжить, ей нужно было быть начеку. Снаружи доносился громкий шум лагеря беженцев. Ее положение мало чем отличалось от их.

 

Как нелепо. Как только я остаюсь одна, меня окружают мысли о других людях.

 

Были ли живы или мертвы ее друзья Инетт или Росси? Что случилось с городом? Куда бежали выжившие горожане?

 

Не то чтобы сейчас хоть что-то из этого имело для нее значение.

 

Рядом с кроватью она положила меч, который не успел стать чем-то ей привычным и которым она даже не умела пользоваться, и очертила взглядом выгравированные ветви камелии.

 

Заходящее солнце бросало на меч красные отблески. Багровое свечение отражалось от ножен, напоминая кроваво-красный свет утопающего за горизонтом солнца. Вероника ненадолго засмотрелась на него, медленно моргая. Все еще там. Красные глаза.

 

С глухим звуком она натянула на себя одеяло и зарылась лицом в подушку. Когда она стиснула зубы, чтобы сдержать слезы, ее пробирала неконтролируемая дрожь от холода. Почему так холодно? Я только что искупалась в горячей воде. Я закуталась в толстое одеяло.

 

Как бы мне хотелось, чтобы кто-нибудь обнял меня. Может быть, если бы я не чувствовала себя такой одинокой, я не дрожала бы так сильно.

 

По мере того как солнце садилось, воздух становился все холоднее, окрашивая все в голубой оттенок. Сон застилал глаза, пока она попыталась вспомнить, что символизирует цветок камелии, но в конце концов сомкнула веки. Она не знала точно, но, вероятно, он считался символом чего-то вроде стойкости. Ведь камелии цветут холодной и суровой зимой.

 

Ее сознание ускользнуло в темноту.

 

 

 

Она стояла на вершине отвесной скалы. На краю пропасти, где над головой показались неясные очертания далекой луны. Внизу простирался ослепительный человеческий город. Так далеко, насколько хватало остроты зрения.

 

Остроконечные шпили. Квадратные дома. Свет лился из окон, как бесчисленные звезды в ночном небе.

 

Но ее взгляд не задержался на великолепном городе. Вместо этого она посмотрела на белые доспехи у своих ног. Человек полз прочь, несмотря на то что его нога была оторвана.

 

Запах его крови опьянял. Люди в белых доспехах всегда такие. Их особенный мозг давал более сильное потомство.

 

Мужчина полз, словно зарываясь в ребра мертвой матери. Но в конце пути его ждал крутой обрыв. Когда его голова наконец склонилась в пустоту, он в отчаянии обернулся.

 

Не подходи. Не приближайся. Жалобно умоляло его залитое слезами лицо.

 

Схватив его за плечи, она почувствовала трепет. Она широко раскрыла рот, целясь точно ему в голову. И тогда...

 

 

 

Хруст.

 

 

 

– Угх…!

 

Глаза Вероники распахнулись. Она сидела в темноте, сжимая грудь и содрогаясь в рвотном позыве. Тяжелый вздох был оглушительным, как раскат грома.

 

Сердце, казалось, вот-вот разорвется. Оно болезненно колотилось, каждый глухой удар с силой бил по барабанным перепонкам. Она совершенно запуталась, будучи не в силах отличить кошмар от реальности.

 

Кто-то умер. Нет, она убила кого-то. Что это было? Кто был этот человек? Что я только что видела?

 

Она пыталась размышлять, но чем больше приходила в себя, тем сильнее затуманивалось ее сознание, сменяясь инстинктом. Та же жажда, что и в ту ночь. Никакое количество воды не смогло бы утолить ее, даже если бы она пила сто дней и ночей.

 

Когда она потянулась к кровати, неожиданно дотронулась до твердой руки и вздрогнула от испуга. Ее широко раскрытые глаза были прикованы к спящему рядом Леону Бергу. Тудум. Тудум, Тудум. Алые глаза начали пульсировать.