Онлайн чтение книги Леди-монстр и паладин The Monster Lady and the Paladin
1 - 2

Леон шагал вперед, его левая рука обнимала женщину без сознания, а правая – сжимала полуторный меч. Он был единственной движущейся фигурой в опустевшем, безлюдном городе. Его черные сапоги крошили под собой обломки, воздух переливался волнами жара.

 

Город был мертв.

 

Может быть, кто-то и выжил, но все, что они построили, уничтожено – дома, семьи, друзья, даже собаки, которых они вырастили, и дневники, в которых они делали записи каждую ночь, – все сгорело, превратившись в бессмысленный пепел.

 

Широко ступая, Леон шел между разрушенными шпилями церкви и останками разрубленных Бахамутов. Он прибыл сюда, чтобы отыскать кое-что, но в очередной раз опоздал. Все, что осталось, – лишь призрачная надежда найти человека, который оказался «слившимся» с монстром.

 

– Ха... угх.

 

Он опустил взгляд на женщину, которая слегка корчилась даже в бессознательном состоянии. По правде говоря, было бы странно, если бы она не упала в обморок. Ее маленькое тело, тонкая шея – все это делало ее такой хрупкой. Он мог бы легко свернуть ей шею одной рукой, если бы захотел.

 

Если бы он оставил ее здесь, она бы точно умерла – не от того, что ее сожрало бы чудовище, а от того, что клинок святого рыцаря пронзил бы ее сердце.

 

Прошло три года, с тех пор как метеорит упал в южное море. И только два года прошло с тех пор, как из моря, куда упал метеорит, начали выползать монстры.

 

Не зная, как иначе назвать этих существ, люди нарекли их в честь чудовищ из Священного Писания – Бахамутами.

 

Бахамуты безжалостны. Они пожирают людей и, в крайне редких случаях, порождают слившихся. Разум тех, кто подвергся слиянию, связывается с сознанием Бахамута, но они вскоре сходят с ума и умирают.

 

Естественно, церковь отвергала тех, у кого были красные глаза, – тех, кто слился с Бахамутом. Если бы святые рыцари нашли эту женщину, они бы перерезали ей горло еще до того, как она пришла бы в сознание – человеку, который возможно станет ключом к прекращению катастрофы.

 

Леон подозревал, что эта женщина была связана с первородным Бахамутом – тем, за которым он гнался, отказавшись от всего остального.

 

– Давно не виделись.

 

Холодный голос прервал размышления, перебив ход его мыслей, словно вода, вытекающая из разбитого стакана. Леон, шагавший по развалинам, резко остановился.

 

Подул ветер, и его огненно-красные волосы, цвета пламени, охватившего город, заплясали на ветру. Он медленно повернул голову.

 

Святые рыцари, облаченные в белые доспехи, неподвижно стояли в шеренге. Бесчисленные знамена, украшенные крестами, развевались под порывами ветра, а их шлемы напоминали надетые на головы коробки. Длинные копья и квадратные щиты блестели в лучах солнца.

 

Это был Орден святых рыцарей.

 

Губы Леона скривились в ухмылке:

 

– Ты рано.

 

– Само собой. В отличие от тебя, мы не слоняемся по округе, потакая собственным прихотям.

 

Заместитель командира святых рыцарей, Филипп фон Виттельсбах, ответил холодно. В таком городе, как Байен, его присутствие было оправдано. Перепуганный Папа никогда бы не прислал сюда командира.

 

В лиловых глазах Филиппа вспыхнула ненависть. Сребровласый рыцарь славился тем, что строго соблюдал закон, и сильным характером. Он никогда не мог простить Леону уход из рыцарского ордена.

 

Охотник на Бахамутов. Красный рыцарь, владеющий Апокалипсисом (п/п: меч). Теперь у Леона много имен, но все они были лишь мирскими титулами.

 

Каждый рыцарь в Ордене помнил Леона прежним, когда он был провозглашен посланником Божьим. Тогда Филипп уважал его, восхищался им и следовал за ним.

 

Но сейчас мужчина в черных доспехах совсем не походил на того многообещающего святого рыцаря, которым он когда-то был. Стоя среди пепла, Леон выглядел настолько жутким и опустошенным, что вполне мог сойти за виновного в разрушении города.

 

Леон шагнул к нему. Как только он оказался в нескольких шагах, рыцари вокруг Филиппа с резким звуком обнажили свои мечи. Леон посмотрел на дюжину направленных на него остриев, что показалось довольно забавным, и сказал:

 

– Расслабься. Ты должен быть благодарен. Я облегчил тебе жизнь.

 

– Благодарен? Тебе? – брови Филипа мгновенно нахмурились. – Думаешь, я получил эту должность, потому что ты отошел в сторону? Не льстите себе. Человек, который не может нести свой крест, мне не соперник.

 

– Нет, я не это имел в виду. Я говорил об этом городе.

 

Леон медленно огляделся по сторонам и добавил:

 

– Благодаря мне ты смог войти в город без проблем.

 

Филипп поднял одну бровь. Как и сказал Леон, несмотря на то что они находились на окраине города, все вокруг лежало в руинах. По улицам были разбросаны трупы мертвых Бахамутов.

 

Леон устроил все это в одиночку, заимствуя божественную силу, как заблагорассудится. Это только сильнее распалило гнев Филиппа. Таланты и способности Леона замкомандира ненавидел даже больше, чем его самого.

 

– Ты не изменился. Это твое беспечное, равнодушное поведение.

 

Наконец, взгляд Филиппа переместился на женщину в объятиях Леона. Ему с самого начала было любопытно, кем же она могла быть, что Леон Берг лично вынес ее на руках?

 

Женщина была худой и хрупкой, настолько легкой, что Леон мог без труда нести ее одной рукой. Льняное платье на ней было поношенным и рваным, а в ее коротких черных волосах не было и намека на роскошь. Однако было что-то такое в ее необычной ауре, что привлекало внимание.

 

– А эта женщина? Кто она?

 

– Как видишь, она обычная женщина.

 

Филипп нахмурился, услышав похожий на каламбур ответ, ровно в тот момент, когда улыбка впервые соскользнула с губ Леона.

 

– Это действительно имеет значение? Неважно, крутит ли такой нищий ублюдок, как я, интрижку с женщиной или катится прямиком в преисподнюю, Бог ведь ничего не скажет, верно?

 

Тонкие губы Филипа разомкнулись от шока. Он не мог поверить в то, что слышал. Неужели Леон в самом деле имел в виду то, о чем он подумал? Неужели этот человек, ранее преданный Богу, бесстыдно признавался в том, что вожделеет женщину?

 

Отвращение и презрение захлестнули его.

 

Святые рыцари по своей сути были служителями Бога. Несмотря на то, что Леон покинул орден, когда-то он был священником. Сама мысль о том, что он выражает столь низменные желания, вызывала у Филиппа тошноту.

 

– Почему ты такой... Нет, неважно. Не знаю, чего я ожидал. На этот раз я позволю тебе уйти, но покинь город немедленно. Я больше никогда не хочу с тобой разговаривать. Могу только надеяться, что мы не встретимся снова при дворе священной столицы.

 

Леон с минуту смотрел на ожесточившееся лицо Филиппа, затем ухмыльнулся и отвернулся.

 

Он находил это забавным. Они смотрели на него, как на преступника, совершившего непростительный грех, но никто не сделал и шага, чтобы причинить ему вред или спасти женщину. Неужели они даже не подумали о том, чтобы забрать ее силой?

 

Это было не потому, что они доверяли ему. Просто они смотрели на мир через удобную для них призму.

 

Когда Леон подошел к своей лошади, он внезапно остановился, словно вспомнив что-то, и повернул голову:

 

– О, Филипп. И насчет моего креста...

 

Леон поднял меч, лежавший в правой руке. Клинок, пропитанный кровью, оставил за собой красный след, когда та окропила землю.

 

– Я все еще несу его, как тогда, так и сейчас.

 

Из-за гарды на рукояти меч выглядел как перевернутый крест.

 

На первый взгляд, это было бы вопиющим богохульством – держать меч и изобличать в нем перевернутый крест перед святым рыцарем, как бы утверждая, что Бог принадлежит клинку.

 

Однако Филипп знал. Перевернутый крест был крестом апостола.

 

Каждый священник знал историю о мученике-апостоле, который, посчитав себя недостойным того же наказания, что и Бог, умолял распять его на перевернутом кресте.

 

– Чего ты добиваешься? – пробормотал про себя Филипп, наблюдая, как темная фигура Леона исчезает вдали.

 

За белыми рыцарями рассыпался черный пепел.

 

Стояла холодная зима.

 

 

 

***

 

 

Горит. Ее глаза горели, а во рту ужасно пересохло.

 

Вероника подумала: «Кажется, я понимаю, каково это – гореть заживо», – в висках стучало.

 

Если боль была такой сильной, то еретики, сожженные на костре, должно быть, сполна заплатили за свои грехи.

 

Горло мучительно жгло, а сердце словно пылало.

 

Таинственный страх охватил ее, как тиски, сдавливая горло. Вероника металась в темноте, постоянно скрючивая пальцы и крича о помощи.

 

Я умру. Кто-нибудь, спасите меня. Пожалуйста, кто-нибудь... спасите меня...

 

– Хорошо, я понял. Открой глаза.

 

Холодный голос прорезал воздух, когда ее дергающиеся конечности прижали к земле.

 

Кто-то придавил ее всем телом, наклонившись вплотную.

 

Но кто? Все были мертвы. Ее отец, пожилая соседка, даже Бенджамин.

 

Вероника медленно подняла веки, чувствуя себя растерянной. Расплывающийся взгляд постепенно прояснялся, пока она не сфокусировалась на темно-красных глазах, уставившихся на нее сверху вниз.

 

Это был мужчина. Мужчина, которого она не узнала – нет, подождите. Это был человек, который спас ее.

 

К своему удивлению, она почувствовала, как ее захлестывают непреодолимые волны влечения и желания.

 

Она никогда не испытывала ничего подобного. Она словно обрела частичку своей потерянной души.

 

И...

 

– ...я так хочу пить.

 

Ее сердце ужасно болело. Из уголков глаз скользнули слезы. Вероника почувствовала, как огонь запылал в жилах, когда ее губы зашевелились дрогнув.

 

– Воды... прошу. Мое горло горит...

 

Несмотря на ее отчаянную мольбу, мужчина смотрел бесстрастно, его холодные глаза наблюдали за ней, как охотник наблюдает за умирающим животным.

 

– Воды...

 

– Воды? Это действительно то, чего хочешь?

 

Голос мужчины звучал твердо, как если бы он просил ее передумать. Поэтому Вероника задумалась.

 

Я в самом деле хочу воды?

 

Конечно. Во рту нестерпимо сушит, в горле жжет. Что же еще это может быть, если не жажда?

 

В этот момент в мыслях промелькнула багровая вспышка, напомнившая трупы, которые она увидела на улице перед тем, как упала в обморок. Образ расчлененных тел мелькнул перед глазами, как мимолетная вспышка летней молнии.

 

Рука окостенела в воздухе. Ее ладонь указывала вниз, тонкими, изящными бледными пальцами.

 

Это должно было вызвать у нее отвращение, но нет. Это не показалось абсурдом. Более того...

 

– Ты хочешь... есть?

 

– Да... Поэтому, прошу, отпусти. Отпусти меня, умоляю. Пожалуйста.

 

Пока Вероника трясла головой, слабо отбиваясь, мужчина схватил ее за подбородок, заставляя силой обратить взгляд прямо на него.

 

Его хватка была грубой. Больно. Но ей было все равно.

 

Все, о чем она могла думать, – о том, как ее мучает жажда. Как мучает голод. Она хотела выпить человеческий мозг.

 

Она боролась, чтобы высвободиться из мужских рук, отчаянно желая утолить жажду.

 

Она понимала, что теряет рассудок. Но это не имело значения. Если она не выпьет кровь как можно скорее, погибнет.

 

– Отпусти меня и исчезни!

 

В конце концов Вероника завопила. Впервые в жизни она так кричала. Пронзительный крик, извергнувшийся из глубин ее души, был резким и яростным.

 

Слезы струились по ее лицу, пока она свирепо смотрела на мужчину. Он не отвел глаза. Взгляды их одинаково красных глаз встретились и переплелись, приковывая друг друга.

 

Сердце снова зашлось в бешеном ритме и заколотилось с такой силой, что казалось, оно могло разорваться. Как и тогда, ровно перед тем, как она потеряла сознание, пульс неистово бился с глухим стуком. Казалось, что сердце может выскочить из груди от одного кашля.

 

Хаотичный поток воздуха вокруг них напористо касался ее кожи, почти осязаемо. Мужчина ухмыльнулся и негромко пробормотал:

 

– Ты просто нечто.

 

Он не планировал заходить так далеко. Все еще бормоча про себя, мужчина провел рукой по ее волосам и наклонился ближе. Его прохладное дыхание задело ее кожу.

 

– Отпусти меня, пожалуйста. Я никого не убью. Только, прошу, всего на минутку...

 

Рыдания Вероники прекратились, а ее широко раскрытые глаза стали еще больше.

 

Маленькие руки, вцепившиеся в его одежду, обмякли. Все ее внимание теперь было сосредоточено на губах.

 

Он вздернул ее подбородок и заставил открыть рот, его прохладный язык проскользнул внутрь, чтобы жадно проглотить слова, которые она собиралась произнести.

 

Ее удивил не сам поцелуй. Удивило странное ощущение утоления жажды.

 

Пока поцелуй продолжался, ее широко распахнутые от шока глаза начали медленно закрываться.

 

Словно она окунула ноги в прохладный ручей жарким летним днем, затуманенные эмоции прояснились. Словно с каждым порывом ветра листья вокруг нее вспыхивали и горели белым пламенем, а затем снова блекли, обретая спокойный зелеными цвет.

 

Вероника утонула в странном, неописуемом наслаждении. Словно то была святая вода, она вытянула язык, отчаянно пытаясь проглотить слюну мужчины. Он ненадолго прервал поцелуй и выругался, когда она неуклюже попыталась отпить еще.

 

– Еще... Дай мне еще...

 

Слезы все еще блестели на ее ресницах, когда она умоляла, а мужчина смотрел на нее сверху вниз холодными глазами, прежде чем внезапно задал вопрос:

 

– Сколько тебе лет?

 

Ее возраст? Зачем бы ему вдруг спрашивать об этом?

 

Вероника родилась зимой, и со вчерашнего дня она официально достигла совершеннолетия. Значит, сейчас...

 

– Двадцать.

 

Мужчина издал негромкий смешок, как будто ответ его позабавил. Казалось, он хотел сказать что-то еще, но сомкнул рот и начал отстраняться.

 

Не уходи. Пожалуйста, позволь мне снова почувствовать эту прохладу.

 

В панике Вероника потянулась к нему, обхватила руками и, неуклюже подражая его действиям, прижалась губами к его губам. Мужчина обхватил ее щеку, будто намеревался оттолкнуть, но, когда она просунула язык в его рот, он простонал и грубо втянул его.

 

Ночь. Было темно, и она не знала, где они находились. Но ее тело переполняла энергия, жизнь, отчего она чувствовала себя так, как будто только что родилась.

 

Бахамуты безжалостны. Они пожирают людей и, в крайне редких случаях, порождают слившихся. Люди, подвергшиеся слиянию, обладают внушающей страх силой, но их разум извращается, что приводит к скорой смерти.

 

Вероника стала единственной выжившей, потому что Леон Берг был рыцарем, благословленным Богом.

 

Его дыхание и слюна, наполненные святой силой, спасли ее. Он стал ее богом в отсутствие того, кто бесследно исчез.