Онлайн чтение книги Выбор и безальтернативность Choice and no alternative
1 - 6.5

*Динь-дон!* — звук, что ознаменовал окончание очередного скверного дня. Словно соответствуя этому очередному скверному дню, я в очередной раз покидал школу, пребывая в скверном настроении. Незначительные неприятности всё же были, по типу некоторых досаждающих встреч, но я их преспокойненько преодолел.

«Где же ты сейчас?» — должно быть, легкомысленно озадачились Вы, на что я, не уступая Вашему легкомыслию, шуточно отвечу: «Там, где и должен сейчас быть».

Знакомые ворота, однако.

Именно. Интуиция Вас нисколечко не обманывает. Место, к которому я сегодня отправился — это младшая школа из моих воспоминаний. Полагаю, мне нет нужды спрашивать Вас «Зачем я здесь?» и проверять на сообразительность, ведь будь человек даже трижды тупостью — сложить два пальца будет даже он горазд.

— Поверить не могу, что я сюда вернулся…

Кто бы мог подумать, что персона, которая больше всего ненавидит эту школу, придёт сюда, чтобы навестить своего любимого учителя. Смех, да и только. Казалось, по мне плачет Ирония, — и, причём, плачет та крокодильими слезами, порой поднимая на меня ехидный взор. Что до меня? Я плачу с ней и сквозь слёзы улыбаюсь.

Следует переобуться, а то дальше меня могут поймать и отчитать, — озаботился я, когда вплотную подошёл к входным дверям. Перед ними же я остановился и осмотрелся.

Хоть наш школьный двор являлся достаточно непродолжительным, а от ворот до школы вела выложенная декоративным кирпичом, внушительных размеров дорожка; наша лужайка являлась украшенной сибадзакурой. Она была разных цветов: алых, розовых, сиреневых и белых. Сибадзакура сосредотачивалась около одиноких сакур, огибая их вокруг. Притом, чем ближе Вы находились к сакуре, тем сочнее, ярче виделись цвета. Однако стоило Вам отдалиться, как единственное, что располагалось под Вашими ногами — это белая сибадзакура. Это выглядело так, как если бы каждую сакуру на земле окружала радуга. 

Я и забыл, насколько здесь всегда было красиво.

В переводе название этих цветов звучит как «сакура на лужайке». И действительно, их обильная красочность помогает смириться с тем фактом, что следующей сакуры придется ждать целый Божий год. Вырастить такой «газончик» — дело явно непростое, но практически в каждом японском садике обязательно будет хоть небольшой «коврик» сибадзакуры. Моя младшая школа в этом плане не являлась тому исключением.

— Может быть, прийти сюда — было не таким плохим решением...

Я снял уличную обувь и переобулся в сменку, которую ранее прихватил в Старшей Сакурай. Ведь сами подумайте, кому понравится таскаться по коридорам в одних только носках? В уличной обуви меня бы не пропустили, очевидно же.

Подняв школьную сумку, я направился в учительскую, которая, к слову, располагалась на втором этаже.

Бредя по оживлённому голосами младшеклассников коридору, и непреднамеренно вслушиваясь в каждый крик, смех или произнесённую речь, я стойко ощущал некое чувство дежавю. Нет, называть данное чувство словом «дежавю» было бы несколько некорректно. Поскольку то, что я действительно испытывал, люди обычно называли ностальгией.

Странно, но я полагал, что в такое время в школе не должно было никого остаться.

И тем не менее, было слышно, как в некоторых классах до сих пор проходили шумные «дебаты».

*Стук-стук-стук*

Когда я приблизился к лестнице, то едва-едва успел заметить, как нечто со скоростью футбольного мяча покатилось в мою сторону по ступенькам. На краю сознания даже родилось ироничное замечание: «Только пришёл — уже встречают».

Однако, как бы то ни было, я увернулся и, обернувшись, осознал, что предметом, несущимся ко мне по лестнице, являлся обыкновенный, красный портфель. По его габаритам, брелоку на молнии и значками прикреплённым то тут, то там, было логично предположить, что портфель принадлежал ребёнку. Но если нужно быть предельно точным, то тот определённо являлся девчачьим.

С чего бы предметам летать средь бела дня?

Я поднял портфель, из которого внезапно вывалилась пару тетрадок за шестой класс и какая-то книжка, на её обложке было написано латиницей «Лолита». Прежде мне не доводилось читать это произведение. Я тут же поспешил положить эту книгу на место и услышал чьё-то явственное приближение.

*Топ-топ-топ*

Притом, чем ближе подбирался ко мне топот, тем тише становился его звук.

Когда этот некто оказался в поле моего зрения, то до меня дошло осознание, что это была юная леди, — и чего я ожидал? Настойчивый взгляд девочки, сосредоточившийся в моих глазах, казалось, стал сигналом к началу оценки её внешности. По причине чего я непреднамеренно окинул её острым взглядом.

Если бы мне было необходимо описать её внешность всего несколькими словами, то я бы сказал: «Внешность у неё невыразительная, даже неброская, но вместе с тем не лишённая своей привлекательности, которая заключалась в простоте».

Невыразительная, неброская, но привлекательная — такой виделась внешность данной юной леди.

Цвет её волос являлся светло-ультрамариновым, напоминавшим собой отражение чистого, голубого неба на водной глади, который прекрасно аккомпанировал с глазами аналогичного цвета. При этом в волосах не имелось ничего лишнего, по типу заколок, вплетённых декоративных цветов или резинок, за исключением одной резинки, которая собирала короткий пучок прядей в маленький хвостик позади её затылка.

Она была одета с иголочки: кружевная рубашка, дороговизна которой определялась фирменной вышивкой и золотыми запонками на рукавах; чёрная ленточка, которая натягивалась вокруг воротника данной рубашки и чудесно сочеталась с формой; чёрная, средняя по размером юбка, которую можно было увидеть на младшеклассницах только за редким исключением, похвально облегала её незрелые, девичьи бёдра; белые гольфы, которые судя по узорам, ничуть не уступали в цене рубашке.

Нет, я не являлся педофилом, Вы не подумайте, но даже я не обладал достаточной выдержкой, чтобы моментально отвести от неё взгляд.

Особенное внимание я уделил бы её лицу. Во-первых, родинки, багровые щёки, веснушки и морщины — казалось, всё, что могло испортить или исправить простоту её женской привлекательности, полностью отсутствовало, словно по велению Богов. Во-вторых, она не использовала ни помаду, ни пудру, ни даже серёжки. Вы способны себе такое представить? Представить шестиклассницу без украшений?

Как я и сказал: простота, — и данная простота завораживала.

— Эм… ну… простите, Мистер.

— …

Я ничего не ответил, лишь только посмотрел вверх по лестнице, позади девочки. Там стояли две другие юные леди и тихо хихикали, — хотя от «леди» здесь было лишь одно название. Две пары лисьих глазах глядели сверху вниз.

Значит, издевательства, хах?

Шутка была уже стара, как жизнь, и тем самым меня нисколечко не смешила.

Стоит ли мне в это вмешиваться?

Панель, как и всегда, не заставила себя долго ждать и, словно соответствуя моему вопросу, подкинула мне два уместных выхода из сложившейся ситуации.

…

[1. Вмешаться]

[2. Уйти]

…

Знаете, что меня возмущало в данной панели? Она никогда не проясняла перспективы каждого решения, из-за чего мне приходилась находить данные перспективы самостоятельно. «Как следует поступить, чтобы соответствовать выгоде, соответствовать цели или соответствовать совести?» — именно этими перспективами я руководствуюсь при принятии решения. Если присутствует хотя бы одна из данных перспектив, то выбор не заставит себя долго ждать.

Объективно говоря.

Я состроил максимально угрожающее выражение лица, остро прищурился и, преисполняясь жаждой крови, проговорил враждебным, даже пугающим тоном:

— Слышь, мелочь… вы чего творите?

— …

Девочки испугались и убежали, вскоре скрывшись за лестничным пролётом. Только пятки сверкали. Я ещё долго слышал отдаляющийся топот в пределах верхнего коридора.

«Только детей пугать горазд?» — саркастично подметил Мудрец в моей голове.

Завались.

Я потянулся, опустошил лёгкие и вздохнул. Выражение лица вновь сменилось безразличием. Сколько раз за этот день я показал эмоции? — меня пугала эта мысль. Причина сложности контроля заключалась в том, что я более не мог как и раньше расслабляться в компании моей сестрёнки Юи.

— Я Вам признательна, но я бы и сама справилась, — девочка ухватилась за концы юбки и низко поклонилась, точно реверансом.

Манер хоть отбавляй. Что ж, с учётом её дорогой формы, вполне возможно, что она могла справиться и сама. Однако, тем не менее, я нисколечко не сожалею.

— Тогда и благодарить не стоило, — проговорил я, протягивая ей школьный портфель.

— Премного благодарна.

Напоминает меня в юные годы: я тоже любил отвечать старшим, как человек, словно бы сошедший со страниц классической литературы. Сразу же вспоминается тот наш разговор с Фукудой-сенсей. 

Когда девочка натянула портфель на себя, я кивнул и последовал дальше. Однако как только услышал мягкие шаги и лёгкую, неторопливую походу позади себя, то тут же обернулся. Юная леди шла за мной, гармонируя с моим вальяжным темпом ходьбы.

Я, не останавливаясь, с любопытством вгляделся в её ультрамариновые очи.

— Теперь я буду сопровождать тебя, — ответила она, словно бы поняв, что я требую объяснений.

— Необязательно.

И тем не менее, она следовала, мягко улыбаясь и не отводя от меня спокойный взор. Мысль о том, что она могла влюбиться в меня всего за одно «спасение», несколько пугала, ибо я не знал, как выбираться из подобных каверзных ситуаций. Ведь, насколько Вы должны понимать, отношения с младшеклассницей, будучи взрослым мужчиной, — это не есть что-то правильное и никогда этим не будет.

— Так… и что могло потребоваться старшекласснику в младшей школе?

Любопытному на днях прищемили нос в дверях.

— Просто хочу навестить своего старого школьного учителя.

— Может, я могу тебе с этим помочь?

В каком-то понимании она действительно могла помочь мне здесь освоиться. Как-никак, с момента моего последнего дня обучения в данной школе прошло ни больше, ни меньше, а целых три или четыре года. За этот промежуток времени всё могло кардинально измениться. Однако я не видел смысла в помощи.

— Нет, спасибо. Я знаю, где находится учительская.

— А человек, которого ты ищешь, это женщина или мужчина? — поинтересовалась она. Значит, не отстанешь?

— Женщина.

— Куратором, какого класса она является?

Почему я чувствую, что ко мне пытаются навязаться?

— Вероятно, 1-6.

— М-м-м, ты, должно быть, говоришь о Такаде-сенсей?

Такада-сенсей? Кто это? Неужели Фукуда-сенсей теперь ответственна за другую параллель? Обычно всегда отвечала за эту... 

— Нет, та женщина, вероятно, заведует уже другим классом.

— Ясненько.

Она замолчала. Неужто всё? А я и не надеялся. И только, было, я обрадовался, как девочка невзначай спросила:

— А зачем она тебе?

— Меньше знаешь — крепче спишь, — я ответил максимально отчуждённо.

Однако то ли юная леди не заметила, то ли намеренно делала вид, что не замечает перемены в тоне голоса. В её глазах читалась неведомая мне уверенность.

— В скором времени, я думаю, что тебе придётся ответить мне на этот вопрос, — девочка мило улыбнулась. В каком смысле?

— Почему ты так считаешь?

Она кивнула ровно в ту сторону, куда мы двигались всё это время.

— Потому что учительская… находится в другой стороне, — и едко хихикнула.

— …

Боже, неужели так сложно сказать человеку, что он движется не в ту сторону? Или ты так хотела поиграть? Что ж, вышло у тебя весьма-а удачно — снимаю шляпу.

— Так… как тебя, говоришь, зовут? — поинтересовался я, словно побеждённый.

— Хи-хи, я ещё пока не представлялась, — она хмыкнула, словно бы одержав победу. — Называть своё имя — неинтересно. Как насчёт прозвища?

— Если тебя это устраивает, то я не против, — вынуждено согласился я. Честно говоря, мне немного любопытно, как её зовут на самом деле. Но что поделаешь, если она не желает его называть? — Так… как мне тебя называть?

— Бианеми.

— Хорошая попытка, но я воздержусь.

[P. S. от фр.: bien-aimé — любимая, возлюбленная]

Эта мелкая.… Неужели она действительно в меня втрескалась? Как это там называется? «Эффект подвесного моста»? Нет... После сказанного ей, я охотней поверил бы в то, что она просто пытается играться с моими чувствами, нежели взаправду меня любит.

— Тогда… как насчёт: Либе?

— Ещё лучше.

[P. S. от нем.: liebe — дорогая, любимая, возлюбленная]

— Амадо Ми?

— Ни за что, — я отрицательно помотал головой.

[P.S. от исп.: mi amado — моя любимая, возлюбленная]

— Дарлин? — Она полиглот, что ли?!

— Достаточно, — я в буквальном смысле, прикрыл ей рот. — Давай-ка, лучше я подумаю над твоим прозвищем, договорились? — после чего отпустил.

[P. S. от англ.: darling — любимая]

— Ла-а-адно~! 

Что ж, если она так любит прозвища на иностранный манер, то мне стоит подобрать что-то, что будет подстать как ей, так и мне… Нечто милое и уместное независимо от рода наших отношений… Какое прозвище это может быть?..

Я постоял некоторое время, кивнул самому себе пару раз и, неспешно открыв рот, проговорил:

— С этого момента я буду называть тебя — Свити.

— М-м-м… Конфетка? — Она озадачено наклонила голову, покивала ей из стороны в сторону, словно пародируя меня, поглядела задумчиво в потолок и, хлопнув в ладоши, ответила: — Знаешь… А мне нравится, хи-хи. Тогда на этом варианте и остановимся.

Не дожидаясь меня, девочка пошла вдоль коридора.

— Эй, ты куда направилась?

— Как «куда»? В учительскую. Куда же ещё?

Действительно, глупый вопрос. Почему я — тот, кто мнит себя взрослым, — чувствую себя идиотом перед девочкой, которой, едва ли, стукнуло двенадцать? Стыдобище!

Я вальяжно поправил чёлку — Свити наблюдала за мной, не переводя взгляд. Ну, чего она пялит-то, а? Чувствуя себя несколько неудобно или, правильней будет сказать, некомфортно, вследствие данной сложившейся ситуации, я, бегая глазами, поинтересовался:

— Откуда у столь юной леди настолько большой объём знаний? Я имею в виду конкретно иностранные языки. Ты знаешь, по меньшей мере, пять из них.

— Э?

Вспых. 

Свити жутко покраснела, словно свежий помидор. Я бы даже сказал, что на её лице выступил стыдливый румянец. Мне так и виделось, как из её ушей вот-вот пойдёт пар, словно дым из труб паровоза. Девочка опустила голову, а её глаза нашли на полу нечто более интересное, чем стоящая перед ней персона. Свити поднимала на меня взор лишь украдкой, при этом всё сильнее заливаясь краской с каждым разом. Казалось, кровь прильнула даже к самым ушам. Лишь её брови, делая Свити невероятную услугу, держались прямо, выражая собой предельное спокойствие и сосредоточенность.

И данная реакция позволила мне предельно понять, что она никогда и не думала играться с моими чувствами.

Только не говори мне, что… ты не поняла того, что я знаю перевод каждого сказанного тобой слова?.. Если это действительно так, то этот провал будет самым серьёзным Facepalm-ом за всю твою жизнь… — размыслил я, ощущая нечто очень схожее с жалостью.

Мне взаправду было очень жаль Свити в данной ситуации. Казалось, ни к кому я не испытывал столь большего сочувствия, чем к ней сейчас.

— Э… ну… как бы… я… мне…

— …

Девочка пыталась что-то сказать, однако либо не могла подобрать слов, либо не хватало силы в голосе, либо же ей мешало жуткое смущение.

Я ведь и сам не знаю, как выкручивался бы из такой ситуации, будучи на её месте… Полагаю, даже мне с трудом бы удалось подобрать нужные слова, — я представлял себя на её месте.

— Что?..

— …

Когда она подняла глаза, то поняла, что я поглаживал её по голове. Пускай на моём лице было запечатлено безмолвие и глаза померкли в равнодушии, в душе я всё также нежно улыбался.

В такой ситуации я не знаю лучших слов или лучшего решения, но даже мне дано найти действие, которое можно назвать лучшим.

— …

— …

Должно быть, видя за усопшими глазами нежность, а за бледной, от природы холодной рукой — теплоту, она максимально мило улыбнулась, обличая аналогичную нежность и тепло. Всё в ней источало эти чувства. Всё, за исключением её бровей, которые, делая Свити в данном случае препятствие, вновь выражали неподдельное спокойствие и сосредоточенность.

— Мы ещё не придумали мне прозвище, ты в курсе?

— Ох, точно, прошу прощения, — она тактично поклонилась. — Тогда… если ты придумал прозвище мне, то не закономерно ли будет именно мне придумать тебе дружеское прозвище?

— Полагаю, в этом нет проблемы.

Мы следовали в сторону учительской, однако Свити предпочла остановиться, чтобы придумать мне прозвище. После примерно двух минут она хитро ухмыльнулась и, в конечном счете, огласила:

— М-м-м… Я придумала! Определённо придумала! — девочка похлопала в ладоши. — Я буду называть тебя — Ребель.

— Ребель?

Что за прозвище? Сколько не стараюсь, у меня не получается перевести. Либо я не знаю такого языка, либо Свити придумала более хитрую схему, чтобы назвать меня «любимым».

— Ребель! Ребель! Ребель! — она вторила это на заднем плане моих размышлений и как-то возбуждено подпрыгивала.

— Ладно-ладно, так уж и быть, — я почесал затылок.

От меня ничего не убудет, если я позволю ей один маленький каприз.

— Правда? — Свити обрадовалась. По всей видимости, она действительно меня провела.

— Ага.

Когда мы возобновили наше шествие, она вскользь спросила: «Где ты учишься?», на что я также вскользь ответил: «В Старшей школе Сакурай». Интересно то, что её сестра также учится в Сакурай, а также то, что Свити питает к своей «родной крови» желочную неприязнь. 

— За что ты так не любишь свою сестру?

— Она ужасная идеалистка! Мало того, что сестра сама постоянно твердит мне о своих идеалах и рекомендует мне вести себя аналогично ей, так ещё и родители стали ожидать от меня тех же свершений, которыми она их так упорно балует! Аж, злость берёт…

Насколько мне стало понятно из рассказа Свити, она просто ненавидит трудиться сверх нормы, как её собственная сестра. И знаете, я скажу честно: её можно понять. Нельзя осуждать человека за то, что он желает предаться праздности. Люди априори должны сохранять энергию для того, что считают истинно важным. Вот только… таких людей принято называть лентяями.

Смотря на Свити, я проводил параллель со своей семьёй, ведь я, как и Свити, не желал с юных лет взращивать в себе амбиции.

— Но знаешь… порой сестра — это единственный человек, которому ты можешь довериться. 

— …Может быть, ты и прав, Ребель.

Перекидываясь подобными репликами, мы, в конечном счете, добрались до учительской.

*Тик-так*

Войдя в кабинет, я отчётливо услышал неспешный ход часов. Тиканье стрелки, которое было до безумия выверено и рассчитано. Насколько выверен календарь, насколько выверена смена суток, насколько выверено движение Земли, настолько же были и выверены настенные часы, расположенные у входной двери.

Я вслушивался в каждый «тик», затем в последующую тишину  длинной в одну секунду, а в завершении — в пресловутый, «так», и у меня оные звуки не вызывали каких-либо эмоций. 

Грустить, что Ваше время невечное; радоваться, что время у Вас есть; злиться, что его постоянно не хватает; бояться, что его однажды кто-то отберёт; или не чувствовать, что время имеет к Вам какое-либо отношение.

Как я и сказал, во времени я не ощущал никаких эмоций: я их не видел, я их не чуял, я их не осязал, я их не пробовал на вкус. А потому я не замечал во времени эмоций, и, как следствие, пришёл к естественному выводу, что время — лишено эмоций, — и от обратного, эмоции лишены времени.

*Тик-так*

Стрелки отбивали мелодию длиною в вечность и тихо тянули эхом песнь «об уходящем Времени».

— Прошу прощения, здесь кто-нибудь есть? — спросил я и постучал по открытой двери.

— Секундочку! 

Послышался крайне хриплый, но вместе с тем милый голос дамы явно пожилой наружности.

— Здравствуй, голубчик мой, ты это к кому? — ответила она, покинув письменный стол и приблизившись к столь необычной компании. — Ты её брат? Что-то желаешь узнать?

Это оказалась седовласая, несколько полная женщина, на вид лет пятидесяти или около того. По потрескавшейся коже, выступающим морщинам на лбу, отвисшим щекам, двойному подбородку и стянутой шее было не трудно догадаться, что годы уже давно отобрали у неё своё. К тому же, по всей видимости, она любила плотно покушать. Не знаю, уместно ли такое сравнение, но она напоминала собой печеное яблоко. И тем не менее, женщина не вызывала отвращения, потому что на её лице заморозилась во времени добрая улыбка. Забавно, но та не являлась исковерканной этим самым временем, нет. Даже более того, данная улыбка не подавала признаков искажения.

Интересно, а улыбка учителя также заморозилась во времени?

— Я — ничей, — вскоре ответил я, а Свити утвердительно закивала, словно подтверждая мои слова.

— Тогда зачем же ты пришёл, если не узнать об успеваемости?

— Я пришёл навестить своего любимого школьного учителя.

Свити слушала нас, не перебивая и не вмешиваясь, лишь порой переводя взгляд с одного на другого.

— Вот оно что! Какое прекрасное дело! Нынче дети такие, что вовсе и не вспоминают тех, кто учил их ранее. Это та-а-ак~ печально, мой дорогой, ты бы знал. Я бы с радостью хотела увидеть хотя бы одного из детишек, которым когда-то преподавала. Столько воспоминаний, столько воспоминаний, — мадам тепло посмеялась, словно Санта-Клаус.

— Время покажет.

Пускай я и желал выказать теплоту в тоне голоса, вышло у меня скверно и вместе с тем крайне равнодушно. Однако женщина либо не обратила внимания на данное безразличие, либо не захотела замечать, либо почувствовала теплоту, даже за маской, которой я украшал своё лицо, а потому мягко улыбнулась.

— Что-то я заговорилась, — она вновь приятно похохотала и спросила: — Так… как конкретно зовут твоего учителя?

— Фукуда-сенсей.

*Тик-так*

Настенные часы отбивали время.

— Повтори, пожалуйста, ещё раз, как её зовут?

— Фукуда.

На её морщинистом лице, на котором было запечатлено само спокойствие, скользнула капля ужаса, сменившаяся следом милейшей, сдержанной улыбкой, не источавшей радостных эмоций.

— Ох, ты видно даже не знаешь…

— …

*Тик-так*

— Дело в том, что…

— …

*Тик-так*

— …Фукуды-сенсей больше нет в живых.

Биение часов было оглушительным, как и биение сердца, соблюдающего ритмы времени.

— Кажется, это было изнасилование… это произошло год назад… уроды использовали её и убили… их так и не нашли… она захоронена в… бедняжка… такая молодая… добрая девушка… все её любили… её семья… Газета-газета… где-то здесь была газета, подожди…

До меня доносились лишь обрывки её рассказа. Уши заложило намертво. 

Единственный вопрос, застывший в моей голове…

Вопрос, который не давал покоя…

Вопрос, который не имел смысла…

Вопрос, который я так ненавидел…

Это...

Как?..

…

...

...

... 

…

…

…

... 

...

...

...

...

...

... 

...

... 

... 

... 

... 

... 

..

.

*Тик-так… тик-так*

«Le temps prend tout»

«Время забирает всё»

Стук-стук. Тик-так. И тишина...