Онлайн чтение книги Выбор и безальтернативность Choice and no alternative
1 - 5.1

*Динь-дон!*

Как только последний звонок заявил об окончании уроков, ученики массами начали толпиться в раздевалке, словно орки в Мордене. Причина была проста — всему виной дождь. А тот, поганец, как бы ненавязчиво, как бы невзначай, долбился ровно в каждое окно, подобно рассерженному соседу, которому на лужайку отложила подарочек Ваша собака.

Аромат сырости земли и пышности облаков стало достоянием этого дня, заставляя почти каждого человека припомнить какое-либо ностальгическое воспоминание из своей самобытной жизни или же ощутить дежавю.

— I love everything

Fire spreading all around my room

My world’s so bright

It’s hard to breathe but that’s alright

Hush…

Я шёпотом озвучил строчки из одной популярной, зарубежной песни.

Как бы то ни было, именно в этот день, по иронии судьбы, лишь третья часть всех учеников взяла с собой услужливый зонтик. Я оказался из категории людей, которые знать не знали, что такое umbrella.

Похоже, в этот день я приобрёл себе бесплатный билет в зрительский ряд — придётся посидеть в школе до поры, когда Посейдон возьмёт перерыв.

Томако стояла у входа рядом со мной, лишь коротко до этого момента бросив: «По видимости, завтра будет жаркий день…».

Я никак не прокомментировал её слова, как если бы мы с ней и вовсе не были знакомы. Моя осторожность не являлась напрасной: мимо меня проходили девушки из компании Комии, Хайро с поникшими плечами, самодовольная Игараши в сопровождении своих «лакеев» — парней, что готовы ей ноги целовать и унижаться: даже сейчас ей один за другим протягивали зонтики, однако девушка фамильярно и неучтиво отказывалась, поскольку у неё имелся свой.

Что касается Хайро, то не похоже, чтобы его вообще заботил дождь: он шёл, даже не пытаясь прикрыться своей школьной сумкой, будто нарочно взывая к жалости у окружающих и самих Богов — это было его собственным наказанием, которым он корил свою противоречивую голову. Некоторые наиболее близкие друзья Хайро сопровождали его в этом нелёгком путешествии. В том числе были и девушки, и парни. Больше всего из них выделялся какой-то красноволосый паренёк со странными перьями на пиджаке, — он шёл ближе всех к Хайро, не отставая и не оставляя попытки завести разговор.

Уверен, они найдут, что сказать.

Я вложил руки в карманы и решил отправиться на прогулку по незыблемым коридорам школы.

Как вдруг…

— Хм?

…меня кто-то, словно прищепкой, аккуратно схватил за пиджак со спины.

Угадайте с первого раза, кто же был тот человек? Несомненно, Вы не ошиблись, им являлась Томако. Она продолжала смотреть на улицу. И хотя её очи не были устремлены на меня, тихая речь звучала вполне доходчиво, несмотря на условия данного обстоятельства, именуемого — дождь.

— Я сегодня с зонтом… — проронила она. — Может, пойдём вместе?..

Конечно, я не хотел соглашаться, однако всегда должна быть грань: когда следует отказаться, когда можно отказаться и когда отказаться будет просто не уместно. Нужно обладать немыслимой смелостью и решимостью, дабы пойти с кем-то наедине, оставаясь в этой мнимой изоляции. Если нас увидят вместе, у Томако непременно возникнут неприятности. Но отказ в этот момент будет равносилен плевку в душу, даже если я стану прикрываться её репутацией.

…

[1. Согласиться]

[2. Отказаться]

…

Совесть вновь вцепилась в мою ногу, как уличная больная дворняга.

«Отказаться» или «Согласиться» — если оставить всё позади, то сложившаяся ситуация напоминает визуальную новеллу, принятие решения в которой сильно влияет на дальнейшие отношения с персонажем. Путь наименьших страданий — путь, по которому я иду. То бишь, мне надлежит… отказаться. 

— Томако-сан, — я заметил что-то отдаленно напоминающее дрожь за девушкой. Это из-за прохлады? Прищурив глаза, я напомнил себе: «Ты должен быть беспристрастен! Помнишь, сколько величайших исторических деятелей планеты встретили крах из-за своего своенравия?», — ...Томако-сан, это без сомнения…

Взгляд полный надежд, наконец, вцепился мне в горло. Молва идёт не о любви, и это точно не то, что испытывает Томако. Боль от отказа, которую она могла ощутить, была сопоставима с болью от отказа на просьбу встречаться или от отказа принять шоколад на день Купидона.

— …хорошая идея…

Проиграл. Проиграл своей совести. Или проиграл тому, что отдаленно походило на неё. Мне, должно быть, стало жалко именно такую сторону Томако. Нет, правильнее будет сказать: мне стало жалко себя на её месте, потому что жалость к другому — это нелепая ложь.

*Кап-кап-кап*

— Т-тебе удобно, Такеши-кун?.. — поинтересовалась она, пока мы шли вдоль улиц, минуя миниатюрные реки и озёра, образуемые из первоисточника — луж.

Я поделился с Томако львиной долей зонта.

В то время как эта девка удобно и уютно располагалась под укрытием, моё левое плечо, нога и часть лица незамедлительно мокли.

Н-да, так недалеко и до последней нитки промокнуть…

— Я в порядке.

Хотя я и нахожусь сейчас в убогой ситуации, более убого было бы заставлять девушку промокать под этим проливным дождём. 

Мы продолжали идти так некоторое время, пока до меня не дошло: куда мы собственно направляемся? Она вела — я двигался за ней, вот как это было. У меня вновь возникло чувство, что я был обыкновенным приложением для кого-то.

Мы же к Юмикаве собирались!

— Томако-сан, куда мы держим путь?

— Как «куда»? К Юмикаве-сан, очевидно же, — и улыбнулась так, будто бы я не видел того, что лежало у меня прямо перед носом.

— Ты узнала, где она живёт?

— Ага! Я спросила у классного руководителя, когда была перемена. Он написал мне адрес на листочке, — Томако полезла в сумку — джедайский меч (зонтик) оказался в руках зла (моих руках). — Где же он?..

Отчаянно копошась в сумке, она в итоге радостно изрекла: «Ах, вот, нашла!» — на что я безучастно произнёс: «Предусмотрительно». Тем временем вся моя одежда промокла до самых трусов — ощущение прескверное.

Под всем этим морским прессом тело тяжелело. Школьная сумка, что свисала с моего левого плеча, казалась мне по ощущениям ведром, доверху заполненным песком; телефон, который мирно расположился в моём правом кармане, словно дерзкая «ночная бабочка», рьяно пытался стянуть с меня мои сырые, грязные на каёмках, брюки, — благо ситуацию спасал надёжный кожаный ремень.

Юи будет в шоке…

Поскольку именно сестра вместо родителей занималась стиркой моих попорченных шмоток и постельного белья, а также гладила всё утюгом, — для неё этот день может предстать немыслимым бедствием. Впрочем, мог ли я на это как-то повлиять? Не думаю.

*Вшшу-у-у-у!*

Прибывший на станцию скоростной поезд вывел меня из размышлений.

Тем не менее, ничего не изменилось с того самого момента, как мы с Томако покинули школу — дождь лил, как из ведра. Я промок до последней нитки. Если бы не пиджак, то я бы открыл всему миру своё обнажённое тело, ибо рубашка была прозрачная, словно полиэтиленовый пакет.

Радовало то, что отсырел не я единственный: Томако, глупышка, рано убрала зонт перед спуском на станцию — как итог, её без тени жалости обрызгал ливень. Благо пиджак-защитник скрывал обмякшие упругости девушки. От последнего на душе становиться сумбурно.

— Такеши-кун, нам пора! — окликнула она меня, ухватившись за подол пиджака.

Я взглянул на платок в руке, который мне ранее одолжила Томако, дабы вытереть капли дождя с лица. К моему сожалению, я его замарал. Девушка проследила за направлением моих глаз — я вновь, раскаиваясь, повторил:

— Прости. 

— Не нужно, Такеши-кун, не извиняйся. Мне не жалко, — можешь оставить себе этот платок.

— Как-нибудь подарю свой.

Томако обезоруживающе улыбнулась мне в ответ на обещание.

Честно говоря, мне всегда было сложно поверить в существование настолько невинных и наивных людей, как она. Как правило, человек теряет свою искренность по ходу жизни. Так что, я полагаю, Томако просто досталось замечательное окружение, — как жаль, что Судьба привела её в эту «коррупционную» школу (или, правильней будет сказать, в эту имитацию коррупционного общества).

Сказать по правде, мне очень хочется сохранить эти черты характера девушки, однако компания, к которой она желает присоединиться, способна медленно, но верно, разрушить её образ. Ничего не попишешь: таков её выбор.

Наверное, то, что она не предпочитает мне открыто заявлять — это убеждение, кроющееся в её подсознании: «Быть без друзей — отстой». Хах, эта проблема не только Томако, поскольку подобным "комплексом" обладает большинство старшеклассников. Что до меня? Мне хватает моей сестры, большего и не надобно.

С этими мыслями я зашёл в транспорт.

Внутри находились толпы народа: молодняк, старики, взрослые и дети. Места, где можно было бы посадить свой зад, являлись попросту бескомпромиссно занятыми, — я встал практически по центру перед дверьми и схватился за подвешенную сверху ручку. И хотя поезд навряд ли бы скакал по железным путям, я добивался того, чтобы сумка на моём правом плече не скатывалась вниз.

Томако встала напротив меня и задала поверхностный вопрос, созданный скорее, чтобы поддержать разговор, нежели несущий какой-либо определённый смысл:

— Как думаешь, Юмикаве-сан уже лучше?

Навряд ли тот мяч нанёс ей сильный вред. За выходные она должна была уже выздороветь, так что дело тут, вероятно, в другом.

— А что с ней будет?

— Я всё размышляю над теми словами Хайро-куна об унижении, — приговорила она. — Вдруг она из-за этого случая решит покинуть нашу школу?

Я бросил на Томако скептический взгляд.

— Юмикава-сан точно не настолько нерешительная. Она одна из тех, кто решает проблемы заблаговременно и целеустремленно идёт к своей цели. Вариант отступления — не её путь. Да и не забывай, насколько высоки перспективы в этой школе. Она никогда не бросит всё коту под хвост.

— Должно быть, тебе со стороны видней, — заметила она и окинула меня подозрительным взором, — Больно ты хорошо понимаешь Юмикаву-сан, да, Такеши-кун?

Сто раз мне в глаз! Это ведь ревность, так? Точно ревность, так? — через пару секунд меня настиг более нелицеприятный вывод. — Это погодите? Она меня, что… в сталкеры записала?!

Я немного насуплено прищурился.

— За Юмикаву-сан говорит её образ, ты и сама должна это понимать.

Томако посмотрела куда-то в левый верхний угол, словно вспоминая, затем сказала:

— Ты прав, прости…

— А за что собственно извиняешься?

Девушка раскрасневшись, как редька, промямлила:

— Д-да так… н-ничего…

Вот так и думай потом, что же у неё в голове творится.

Между тем, я обратил внимание на людей, сидевших на особых местах для пожилых людей, позади Томако. Те были старшеклассниками, надетыми в пантовые шмотки, — их наблюдалось человек пять. Как-то уж странно они поглядывали на моего компаньона, своими заискивающими и плотоядными глазами. Я мгновенно смекнул, в чём тут дело, по причине чего сильно напрягся, хотя это мне несвойственно.

Ни с того ни сего, один парень из их компании, выглядящий старше меня на год, в шапке и с волосатой щетиной нахально протянул свою поганую руку к Томако сзади. Я чуть не обомлел. В ситуации, когда поезд едва незаполнен доверху, его коряга была предельно незаметна. 

— А как ты считаешь, Такеши-кун?.. — не успела она закончить мысль, как была уже крепко прижата ко мне.

Во время беседы я нагло и самовольно обхватил её рукой за талию и подтянул к себе. Её нежная, промокшая, упругая грудь стиснулась на моем теле. Поскольку вся рубашка Томако обратилась прозрачным плащом — бежевая, побледневшая кожа вырисовывалась из-под пиджака. Если постараться, то можно спокойно разглядеть бирюзовый лифчик. Я ощущал жар, исходящий от девушки: её тёплое дыхание согревало мою озябшую шею и пленило к себе.

Я непроизвольно, скорее на инстинктах, достал из заднего кармана раскладной нож, но не стал им особо светить, дабы не напугать невзначай невинных людей.

Томако не сразу осознала, что произошло, а мой разум и вовсе был затуманен холодным, приливающим к вискам, гневом. Как досадно, что я не успел испытать сего приятного момента.

— М-м-м?

Те ребятки разочарованно промычали и с некой озлобленностью подняли очи на меня.

— Т-Такеши-кун?!

«Он, что, опять пристаёт ко мне?!» — по-видимому, подумала она, однако тут же отделалась от этой мысли: моё поведение отличалось от обыкновенного.

Я проявил несдержанность и случайно пустил в ход кровожадный взгляд, при котором могло бы показаться, что я мысленно раздираю людей на мелкие кусочки. Это был взгляд, который редко можно заметить у обычных людей. Это был взгляд, который проявляется лишь при определённых обстоятельствах. А также это был взгляд, который я использую на уровне рефлексов.

Я почувствовал, как мышцы по всей площади моего лица сжались и затряслись от напряжения. 

Только посмей — и я тебе глотку вырву, чёртов выродок!

— …

Три парня, что сидели в поле моего зрения неосознанно напряглись, следом и остальные двое настрожились. Напряглись даже те, кто и вовсе не был причастен к сложившейся ситуации, а просто находился рядом. Казалось, пассажиры вот-вот начнут извиняться, не имея понятия за что: например, за то, что оттоптали мне ноги. У парня же с волосатой щетиной так и вовсе рука застыла в воздухе. 

Ребятки не могли долго поддерживать уверенные взоры в моём присутствии, так что непроизвольно опустили глаза в пол. Опустили их так, словно все разом словили инсульт задницы и сжались до размеров биохимических отходов. Выглядело убого.

Ничтожества.

Кто-то внутри меня покрылся дымкой и злобно усмехнулся.

Я не мог точно сказать: то был лично «Я» или моя отдельная часть. Какой я настоящий? Тот, что является «посредственной» тихоней? Или тот, что так сильно возжелает выделяться? Навряд ли «раздвоение личности» можно было отнести ко мне. Но о чём же мне тогда думать, если моё поведение иногда разиться? Об эго-состояниях? 

Одна моя старая «подруга» неоднократно повторяла мне: «Всё это и есть ты. Единственный и неповторимый. Ты точно искусный охотник, в природе которого притворяться дичью, чтобы потом в ответственный момент взять и перегрызть горло своей жертве в одночасье. Перегрызть горло жертве, что посмела возомнить себя хищником. Именно поэтому я оказалась в этом унизительном положении». Какая жалость, что это мне сказала она, а не моя дорогая сестра. Слушать замечания от неё было в стократ неприятнее, чем от кого-либо.

— Такеши-кун…

Последний раз произнесла Томако и опустила голову — я практически касался подбородком её макушки. Тонкие коричневые пряди волос и цитрусовый аромат щекотали мне нос.  Я не мог наблюдать её лица. Эмоции, что на нём скрывались — это тайна.

Какой резон мне как-то комментировать её слова? Я просто, молча, наслаждался этими минутами. Конечно, в битву экстрасенсов записываться ещё рано, но мне чудилось, будто Томако что-то пыталась сказать сквозь «онемевшие» губы, однако предпочла промолчать. Кто знает, может, ей не хватало смелости?

— …

— …

Следующую часть времени мы соблюдали тишину.

Единственное, что её нарушало — гул скоростного поезда и перешёптывания. 

Когда я пришёл в себя, а моё состояние урегулировалось, то первым, что пришло мне на ум — незадачливый вопрос: «С каких пор я предпочитаю выгоде свои личные чувства и эмоции?». Какой сумбур.

Слегка покумекав, я пришёл к умозаключению, что вопрос поставлен некорректно.

Почему я отреагировал столь яростно, когда к Томако попытались пристать?

Мои глаза немного округлились: я осознал, что прежде показывал своё истинное лицо только той девушке — девушке из моих воспоминаний. Однако за сегодняшний день я дважды позволил проскользнуть чувствам на моей апатичной физиономии.

«Откуда рождается маска? Для чего она рождается? Маска — слабость, или нет?» — озадачился я.

Если размыслить о первопричине, то маска служит для сокрытия человеческих недостатков. Даже если Вы мне скажете, что существуют люди, которые являются гениями, но притворяются глупцами, то я без тени сомнения спрошу: «Что от этого изменилось?». Человек просто-напросто посчитал, что гениальность является недостатком, не более того.

«Маска рождается из страха показать собственные недостатки» 

И теперь Вы, должно быть, задумались, от чего же тогда ношу маску я? По видимости, вывод, к которому Вы пришли, представляется для Вас омерзительным и жалким, не так ли? Если припомнить отрывки из моей памяти, то собрать конструктор по предложенным схемам у вас не составит труда.

Моя маска приходится лишь обороной моего штаба под названием мозг. Каждый раз, когда мне «плевали» в лицо, рычаг эмоций переключался на отметку «off», дабы виртуозно и умело спрятать горечь и обиду. Ничтожно? — не спорю. Но так я мог скрыть свою слабость — то бишь, свои недостатки. 

И так, возвращаясь к исходным размышлениям, я готов ответить на собственные вопросы.

Маска, безусловно, рождается посредством воспоминаний (пережитого опыта) и служит плащом, скрывающим ваши дефекты. Если говорить о том: слабость маска или нет? — ответ очевиден: маска — это слабость и этому есть разумное доказательство.

«Люди мудрого порядка честны, когда проблема есть, и избирательны, когда требуется решение» — таков закон сильных.

*Вшшу-у-у-у!*

Как только поезд прибыл к нужной станции, я спрятал нож обратно в карман.

Тем не менее, пора вернуться к нашим баранам.

Я оценивающе осмотрел Томако с ног до головы.

Неужели я привязался к этой девке? — да ни за что на Свете!

Однако факт оставался фактом, как бы я ни старался его игнорировать. Отчего-то стиснулось сердце, но я и носом не повёл.

Мы неспешно оставили станцию позади и двигались к выходу

— Спасибо, Такеши-кун! — ангельски воскликнула девушка и улыбнулась, сияя, точно солнце.

Я лишь стыдливо, но без тени краски, отвел взгляд в сторону.

Мысли, которые крутились у меня в тот недалёким миг между поездом и выходом со станции, ничем не лучше «соблазна» тех парней.

Я, конечно, ужасный человек, но никогда не наврежу Томако: она — последний оплот человечества.

Мне стало забавно от того, с какой же пессимистической иронией я об этом размышлял. И вместе с тем мне стало совсем немного завидно, ведь у Томако не было публичных масок — следовательно, она не трус.