Онлайн чтение книги Путь к перевалу
13 13. ДРУЗЬЯ БЫВАЮТ РАЗНЫЕ

Все уже забыли о «крестовом» собрании. Да ничего там особенного и не было. Ну, пропесочили немного…

И все-таки обидно, что ребята, кого Саша считал лучшими друзьями, не захотели даже разобраться толком. Иван с того дня ни разу не пришел к ним в деревню. А Люся и не разговаривает с ним.

Вот и бродит он теперь вечерами один, стараясь не попадать на глаза однокурсникам. И от Наташи ни слова. А ведь, наверное, давно получила письмо — до города рукой подать. Так что же — о настоящей дружбе только в книгах пишут?

Саша перепрыгнул канаву и зажмурился от яркого света из окна. Сельсовет… Он замедлил шаг. Из двери выглянул знакомый сторож.

— А, ты, мил-человек, — узнал он Сашу — Али снова письмо писать надумал?

— Да нет…

— Заходи, побалакаем.

Саша прошел за сторожем в комнату и сел на скамью. Старик снял полушубок и, усевшись рядом, начал сворачивать козью ножку.

— Кури, — кивнул он Саше на раскрытый кисет. — Свой табачок, не купленый.

— Спасибо, не курю.

— И то дело. Пакость это, больше ничего. Через табак вот и кашель у меня. Да привык. — Он жадно затянулся и, бережно свернув кисет, сунул его в карман. — Отстать не могу… Ну, а на кого ты, к примеру сказать, учишься?

— Геологи мы, папаша. Землю будем исследовать, руды искать.

— Ага. И долго этому надо учиться?

— Пять лет.

— Эва сколько. Грамотными станете. А что ж это ваши, намедни, с крестами набедокурили?

— Я это набедокурил, папаша.

— Ты? — не поверил старик. — На тебя вроде непохоже.

— Почему так думаете?

— А потому, что я человека насквозь вижу.

— И все-таки я.

Старик покачал головой:

— По шее бы за такое дело.

— Уже получил.

— От кого?

— От своих ребят. Самые близкие друзья надавали, на кого и подумать не мог…

— Да… Ить друг не тот, кто медом мажет, а кто правду кажет.

— Вы так думаете?

— Мне, мил-человек, думать нечего. Я на своем веку ой-ой как много думал. — А тебе есть над чем задуматься…

Проговорили они долго.

А когда Саша подходил к дому хозяйки, навстречу ему поднялась с завалинки знакомая плечистая фигура.

— Здорово, бродяга!

Иван! И сразу стало легче.

— Здравствуй. Давно ждешь?

— Порядочно… Как вы тут живете?

— Ничего.

— Не совсем, видно, «ничего», если по ночам не спишь. Обиженного строишь… И других разжалобил. Вчера целая делегация приходила мне за тебя шею мылить.

— Какая делегация?

— Девчонки наши! Мол, зачем я так обидел несчастного Степанова.

— Постой-постой! Какие девчонки? Светка, что ли? Кто ее просил!

— Нет, не Светка. Таня с Люсей! И никто их не просил. А напустились на меня, хоть беги да извиняйся перед тобой… Но я не затем пришел. С какой стати на всех дуешься? Не думай, что я не знал, кто затеял эту историю с крестами. А выступил против тебя потому, что больно легко ты поддался Войцеховскому. И проучить тебя за это следовало.

Саша молчал. Иван достал папиросы, чиркнул спичкой.

— И смотри, не вздумай девчатам рассказать о нашем разговоре.

— Понятно, — буркнул Саша.

— Ну, ладно, я пойду, — поднялся Кравцов. — Три километра топать.

— А ты заночуй у нас!

— Нет, я с рассветом выезжаю.

— Пойдем провожу.

— Это зачем? Сам дойду… Ну, бывай! — Он крепко пожал Саше руку.

Саша в задумчивости смотрел ему вслед. Вот тебе и Иван. «Не тот друг, кто медом мажет…», — вспомнились слова старика. А Люся… Ведь это ее выступление вывело его тогда из равновесия. Это от ее глаз он прятался, бродя по вечерам темными переулками. А она, оказывается, не только не сердится на него, но даже…

Он опустился на крыльцо и долго смотрел на усеянное звездами небо.

***

Дождь, зарядивший после обеда, так и не перестал. Земля намокла. Сапоги стали пудовыми, лопату не вытащить из борозды. Работу пришлось бросить.

С поля шли молча. В деревне ребята разделились. Саша повернул к своей избе, но его задержал Валерий:

— Пойдем со мной.

— Куда?

— В профилакторий.

— Куда, куда? — не понял Саша.

— В профилакторий, говорю! Промок, наверное, насквозь? И я тоже. А печи хозяйки сейчас не топят. Так что, не обсушишься. Надо греться по-таежному.

— Неудобно…

— По-твоему, лучше заболеть?

Саша заколебался. Чего тут, в самом деле, неудобного!

— Пошли, — согласился он, и они зашагали к лавке сельпо.

Там была почти вся бригада Краева. Глаза у ребят блестели.

Фарид шагнул им навстречу:

— Вот и хорошо! Возьмем на троих, ребята! Все уже сообразили, одни мы остались.

Валерий поморщился:

— Пить здесь? Мы не извозчики! — Он купил бутылку вина, хлеба и колбасы. Кивнул Саше.

— Пошли к нам!

В избе было неприветливо. Хозяйка, действительно, печь не топила, и Саша не стал даже раздеваться. Но после первой же выпитой рюмки озноб кончился, и по всему телу разлилось приятное тепло.

Выпили еще. И Саше стало совсем хорошо. Изба показалась уже почти уютной, а залежалая колбаса даже вкусной. И сам Валерий — не таким уж плохим парнем. В конце концов, никто вот не догадался предложить ему выпить после такой слякоти. А Валерий предложил. Мало ли что было у них когда-то… А Валерий снова налил по рюмке и заговорил:.

— Ты, Сашка, парень стоящий. Один я знаю, какой ты парень. Только жизнь твоя будет нелегкой.

— Почему?

— Никто тебя не поймет. Люди еще не доросли, чтобы ценить хорошее. Да-да! Не смейся! Думаешь, я сам не знаю, что хорошо и что плохо? Или мне самому не хочется делать хорошее? Еще как хочется! Но ты мне дашь гарантию, что и другие будут делать так же? Нет, не дашь! И никто не даст!

— Постой-постой! Что-то я тебя не пойму. О чем ты?

— А вот о чем. По-моему, чтобы жить по-настоящему честно, слышишь, честно, и никогда не кривить душой, делать только добро, надо быть уверенным, что и все другие будут отвечать тебе тем же. А то с какой стати…

— А-а! Теперь понятно. Только что же получается? Выходит, самому-то тебе на все наплевать? Мне вот, например, самому хочется быть честным. Какое мне дело до других! То есть, не то чтобы никакого дела не было. Но главное для меня — в своих глазах быть человеком… Да и тебе самому разве не хочется быть честным? Так и другим. Вот тебе и гарантия!

— Да брось ты, Сашка! Мало ли, что нам хочется! А кругом такие вот краевы да войцеховские. Попробуй быть с ними честным. Или думаешь, они хотят нам добра? Как же! Ну, мне, положим, и ждать от них нечего. Знают они, что я и говорить с ними не хочу. Но ты ведь их терпишь, даже порой хорошо к ним относишься. И чем они тебе отплачивают? Как поступили в последний раз? А? Молчишь?.. Так что же, по отношению к ним я тоже должен быть честным, по-твоему? Нет, спасибо! Это уж толстовщина какая-то!

— Чудак ты, Валерка! Не в них же дело… Пусть они оказались трусами, предателями, что ли. Но разве ты сам хотел быть на их месте? Да я бы после этого…

— Ну, конечно, сейчас ты готов пожалеть их. А тогда тоже психанул.

— Тогда мне обидно стало, что Иван и Люся…

— Люся… Да, это, брат, девчонка! Одни глаза чего стоят. Я бы за нее… Знаешь, Сашка, я за ней на край света поехал бы! А ты?

— Что я?

— Ну, чего притворяешься! Что я, не вижу, ты с нее глаз не спускаешь!

— Я?!

— А то нет? Да и она тоже…

Саша почувствовал, что краснеет.

— С чего ты взял?

— Слушай, Сашка, это правда? Правда, что ты к ней ни-ни?

Саша молчал.

— Ну, что молчишь? Я тебе все сказал… Если ты в самом деле по отношению к ней ничего… то не мешай мне. Слышишь? Не мешай! И выпьем за это…

— За что выпьем? — Саша встал и сжал кулаки. — За что ты предлагаешь выпить?!

Валерий растерялся:

— Да ты чего? Я же по-дружески…

— Молчи! По-дружески… Что ты понимаешь в дружбе с твоими гарантиями!

— Но я люблю ее…

— Врешь! Если бы любил, не торговался бы со мной, как на базаре. — Хлопнув дверью, Саша вышел из комнаты.

Дождь не переставал. Но теперь он освежал разгоревшееся лицо.

«Вот гад! Не мешать ему. Еще смеет говорить о ней, как о какой-то Аллочке или Вике. Да за нее любой пойдет в огонь! Любой! Только уж не Валерий. И разве можно говорить об этом вслух? Разве можно вообще кому-нибудь сказать о том, как хочется ее видеть…

Так что же это? Неужели он… любит ее? А Наташа?.. Нет-нет! Наташа всегда будет его лучшим другом. Но почему же он думает не о Наташе, а о ней? Только о ней! Все время только о ней!»

***

В тот вечер у дома бабки Маши до ночи не смолкали голоса. Накануне здесь опрокинулся воз соломы — колесо соскочило с телеги, или еще что-то случилось, но солома так и осталась лежать под старым тополем, и теперь на ней расположились ребята из одиннадцатой.

Сначала общим вниманием завладел Краев. Все покатывались от смеха, слушая невероятные истории, героем которых был сам Колька. Потом заговорили о спорте. Затем вспомнили, кто что знал таинственного и необъяснимого. И тут вдруг раскрылся «талант» Бори Ваймана. У него в запасе было столько сверхъестественного и страшного, что удивительно, как он вообще не боится ходить по земле. Сам он, правда, ничего такого не встречал. А вот его тетя и бабушка и одна мамина «знакомая»…

Но Борю перебил Костя Славин:

— Хватит, Борька, ерунду пороть! Пусть лучше Сашка расскажет, как он тогда с пижонами расправился.

— Правда, Саша! Расскажи! — поддержали ребята.

— Нашли о чем вспоминать. Ну, шел я с вечера…

Ребята притихли. Пришлось рассказать все.

— А ты, Сашка, свой парень! — проговорил Краев. — Я это еще на последнем собрании понял. Вот тебе мои пять!

— Парень-то он мировой, — заметил кто-то из темноты. — Но вот покрывать Войцеховского не стоило.

Подошли Джепаридзе и Войцеховский.

— Ребята! Вы тут сидите, а там такое творится!

— Где?

— В избе, у девчат. Понимаете! — начал Войцеховский. — Мы хотели их подзавести, стали мяукать под окнами. А девчата нас — водой! И тут… Вот хохма! Подвернулся. Петр Ильич, к ним зачем-то шел. А они на него — целое ведро воды! Он как закричит: «Безобразие!» — и к ним в избу. А мы ходу! Представляю, что там сейчас делается. Потеха!

— Ничего себе, — сказал Саша. — Подвели девчат, и потеха!

— А что? — усмехнулся Войцеховский. — Не лезь, знаешь, куда не просят. Не то пожалеешь.

Саша поднялся:

— Какая же ты дрянь, Войцеховский!

Войцеховский шагнул было к нему, но дорогу преградил Краев.

— А тебе чего? — зло бросил Войцеховский.

— Сунься, увидишь!

— Скажите пожалуйста, защитник!

— Ну-ну! — встал и Костя Славин. — Полегче!

— Да что вы все с ума посходили? — растерянно проговорил Войцеховский.

— Да, все! — подался вперед Попов. — Хватит командовать!

За ним поднялись и другие — Ибрагимов, Беленький, Вайман. Одиннадцатая группа становилась группой.

***

Воскресный вечер выдался на славу. Дождь, моросивший почти весь день, неожиданно перестал, и заходящее солнце осветило землю последними лучами. Озимь, вчера еще еле заметная, поднялась теперь сплошным зеленым ковром.

Но короток осенний закат. Погасли краски, потемнело небо. И все-таки разве усидишь дома, особенно в душной избе? Наскоро поужинав, девчата переоделись и решили идти к клубу.

Они шумно высыпали на крыльцо, и — о счастье! — музыка!

— Танцуем, девчата! — крикнула Светлана, первой сбежав с крыльца. Остальные пустились вдогонку. Но Люся не спешила за подругами. Зачем? Чтобы снова слушать комплименты Валерия? Нет, с ним ей говорить не о чем. А возвращаться домой тоже не хочется. Лучше побыть одной. Саша тоже где-нибудь сейчас один. У клуба его, конечно, нет. Но если бы и был, все равно теперь он ее словно не замечает.

Люся вышла за ворота и медленно направилась вдоль улицы. Ей было как-то не по себе. Почему? Она и сама не могла разобраться. Может быть потому, что знала теперь: Саша не так уж и виноват, и она была несправедлива к нему на собрании, может быть, ей стало жалко его, последние дни такого хмурого, молчаливого, а может, обидно, что он не подходит к ней.

Она посмотрела по сторонам.

«Если бы он был где-то здесь, поблизости…» — подумала она, пугаясь собственной мысли. Так хотелось, чтобы все было по-прежнему.

Неясный шорох послышался от дороги. Люся вгляделась в темноту.

— Саша!.. — негромко позвала она. В ответ ни звука. Она прислушалась. Издали, от клуба, доносилась музыка. А здесь тихо, пахнет землей и подопревшей соломой.

Люся тихонько пошла по дороге. Ночь была темной. И там внизу, у реки, что-то поскрипывало. И огни в деревне гасли один за другим.

Вернуться? Но девочек, наверное, еще нет дома. А может, он все-таки здесь, за околицей. Сейчас это было самым удобным — объяснить ему все. Люся снова двинулась вперед.

Вот и речка. Крутой спуск с берега. Узкий бревенчатый мостик почти вровень с водой. Черная стена тальника на том берегу.

Люся сбежала на мост и оперлась на шаткие перила. Воды внизу не видно, но журчала она где-то совсем рядом, у самых ног. Люся перегнулась через перила. Но что это? В привычный шум реки влились какие-то новые звуки. Люся выпрямилась. Шаги… Все в ней так и рванулось навстречу этим звукам. Но руки еще крепче сжали тонкую перилку, и ноги будто приросли к бревенчатому настилу.

Шаги все ближе, ближе…

— Люся!

— Саша… — она шагнула к нему.

— Ты не в клубе?

— Собиралась пойти, да вот…

— А я оттуда. Смотрю, все наши танцуют, а тебя не видно. Я и пошел… — Он запнулся. А Люсе вдруг стало трудно дышать. И уж, конечно, трудно говорить. И еще труднее молчать.

— Я думала, что после того собрания…

— На том собрании… В общем, неправ я был. И после тоже…

— Не стоит говорить об этом! Я ведь тоже была не совсем права. Но и ты должен был сказать хотя бы Петру Ильичу.

— Вот ему-то как раз я ничего и не мог сказать.

— Почему?

— Потому, что перед этим он просил оказать ему одну услугу, и я не согласился.

— Какую? Или это секрет?

— Нет, почему же…

И Саша рассказал о своем разговоре с Петром Ильичей.

— Ну, разве мог я после этого перед ним оправдываться? Тем более, что действительно был виноват. Верно вы с Иваном сказали… — Саша нахмурился.

Люся тронула его за рукав:

— Забудем об этом. Хорошо?

Саша кивнул.

— Пойдем лучше побродим…

С минуту они шли молча, прислушиваясь к доносившейся издали музыке, и время от времени украдкой поглядывали друга на друга. Люся попросила:

— Рассказал бы хоть что-нибудь.

— Страшное или смешное?

— Нет, что-нибудь о своей работе в Урбеке.

— Ну, хорошо, — сказал он после некоторого раздумья. — Расскажу тебе один случай. Послали меня раз на буровую. А буровая в тайге, километрах в двадцати от базы. Рабочих там уже не было. Но оборудование еще не вывезли. И керн был недоописан. Обычно летал туда вертолет. А тут его, как на зло, где-то задержали. Одним словом, пришлось идти пешком. Вдвоем — я и паренек, рабочий Мишка Глухов. Дороги никакой, конечно, шли по компасу, а кругом завалы, болота. Ноги вязнут чуть не по колено. Устали как черти. Двадцать километров по тайге — дело нешуточное! Не заметили, как и завечерело. Погода в тот день была пасмурная, так что стемнело быстро. Идти стало еще труднее. А мошкара в тот вечер — просто с ума сводила! Мишка не переставал дымить папиросой, но все без толку. Начал он отставать. Пошел и я потише. А когда нам осталось до буровой, по моим расчетам, километра полтора, наткнулись на болото. Черное такое, будто нефтью полито. Что делать? Свернул я в сторону, потом в другую. Кругом трясина. Как ни обидно поворачивать обратно, пришлось. Но не тут-то было! Не прошли и сотни шагов, снова — болото. Проверил по компасу направление — вроде все верно. А сколько ни стараемся нащупать твердую землю — ничего не получается. Куда ни ткнемся, везде болото. Как на остров забрались, — видно, прошли на него по узкому перешейку, а теперь в темноте попробуй отыщи его! Вдруг Мишка тянет меня за рукав и говорит почему-то шепотом: «Смотри!» Я посмотрел, и глазам своим не верю. Совсем неподалеку от нас, в той, примерно, стороне, откуда пришли, — огонек. Откуда он? Никакого жилья там быть не могло. На костер не похоже. А огонек горит! И ровно так, словно кто свечку зажег под деревьями. Обычно огонь в тайге радует. А здесь… Что-то не по себе нам стало. Мишка схватил меня за руку и шепчет: «Пропали мы, Сашка». «Почему, — говорю, — пропали?» А у самого мурашки по спине. «Огонь-то, — говорит, — прямо из-под земли»… «Ну и что ж, — отвечаю, — что из-под земли?» А самого уже холодный пот обливает. И тут вдруг что-то ка-а-ак чмокнет! Мишка присел от страха: «Неч-чистая сила!» И бегом к дереву. А прямо у него под ногами снова — ка-ак чмокнет! Он мигом на лиственницу — привык на деревьях от зверя прятаться. Лезет, аж сучья трещат! Пустился и я за ним. Но только вытащил ногу из трясины, снова: чмок! Вот оно что — болотный газ чмокает. А мы-то, дурачье! «Мишка! — зову. — Прыгай обратно! Пошли на огонь!» А тот и голос не подает. Пришлось его за ноги стаскивать. «А ты, — говорит, — не того?» — «Кой черт, — говорю, — того! Это болотный газ горит. Сам и поджег его. Сколько раз тебе говорил, не бросай в лесу окурков! Ну да теперь он нас из болота выведет». Через час добрались до буровой. Там избушка была. Выкурили мы из нее мошкару и такого храпака задали, что только держись!

…Они снова подошли к реке и остановились на мосту.

— Давай послушаем, как шумит река, — сказала Люся. Она оперлась на перила и склонилась над водой. Саша встал поодаль.

Меж тем мрак ночи поредел. Всходила луна. Она только еще показалась над дальним холмом и потому была красная, как пламя пожара.

Саша молчал. Все вокруг было слишком необычно и сказочно. Черная вода в реке. Черные кусты по берегам… Черный настил моста под ногами. И над всем этим багровое зарево луны.

Он перевел глаза на Люсю. Тьма еще скрадывала черты ее лица, делая их еще тоньше, нежнее, а волосы уже пылали в свете луны, и оттого что-то необычное виделось Саше в ее огромных, широко расставленных глазах, узком овале лица и тонкой шее.

— О чем ты думаешь, Саша? — спросила Люся.

— О чем я думаю?.. Мне, знаешь, всегда казалось, что когда-нибудь я встречу девушку, такую гордую, красивую, необыкновенную. Каких нет на земле. Я мечтаю об этом давно. А вот сейчас…

— А сейчас?..

— Сейчас я думаю, что это может быть не просто мечтой…

***

Председатель сдержал свое слово. За три дня до срока, вечером, когда студенты одиннадцатой группы докапывали последние борозды отведенного им участка, он приехал в поле и объявил, что правление выносит им благодарность и отпускает всех домой.

— Только вот какая загвоздка получилась, — кашлянул он в кулак, — машины у меня в расходе. Так что завтра погуляйте у нас, а послезавтра мы вас отправим, так сказать, с честью…

— Ну вот еще! — разочарованно зашумели ребята. Славин крикнул:

— Зачем нам тут гулять! Сколько километров до города? Восемнадцать? Так мы пешком дойдем.

Но его перебил Войцеховский:

— Ты что, Костька? Пешком? Ноги ломать?..

— А кому ног жалко, пусть ждет машины! — сказал Саша.

Через два часа шумная ватага ребят с рюкзаками за спиной уже толпилась у околицы. Ждали девушек, которые почему-то задерживались.

— Вечно с ними так! — ворчал Колька. — Пошли, ребята!

— Ни в коем случае, — сказал Иван. — Что, их одних оставлять, на ночь глядя?

Но вот показались и девчата. Впереди всех по-мужски шагала Света Горюнова. За ней, сгибаясь под тяжестью рюкзаков, спешили остальные.

— И чего столько понаклали? — покачал головой Саша. Когда же девушки подошли ближе, он шагнул к Люсе и взял за лямку ее рюкзак:

— А ну-ка, сними! Хочу прикинуть, сколько весит.

Люся неловко сбросила рюкзак под ноги Саше.

— Ничего себе! Как раз для такого маршрута! — рассмеялся он, забрасывая ношу себе за спину.

— А это зачем? — спросила Люся.

— Ничего, я к рюкзакам привычен.

— Так и мне надо привыкать.

— Конечно! Вот и возьми на первый случай. — Он протянул ей свой почти пустой рюкзак. — Этот будет, как раз.

Люся смущенно оглянулась по сторонам.

Но рюкзаки снимали уже со всех девчат. И только Света Горюнова насмешливо повела плечами, отводя руку Войцеховского:

— Ну-ну! Я еще и тебя донесу в придачу…

И вот потянулась под ногами проселочная дорога. И нет ей конца. Восемнадцать километров не пустяк. К концу пути все устали, растянулись на добрые полверсты. Зато с какой радостью увидели вдали огни города. Весь горизонт будто мерцал, объятый бледным заревом.

— Какой он красивый, наш город! — воскликнул кто-то из девушек.

— Теперь дома! — сказал Иван, и всем показалось, что город в самом деле рядом. Однако пришлось еще шагать и шагать, прежде чем сплошное море огней рассыпалось в стайки, обозначились улицы, и наконец застучала под ногами мостовая.

Все подтянулись. Послышался смех, веселый говор.

Но кто-то уже свернул на свою улицу. Потом еще. И еще. И вот уже их осталось только пятеро. Потом — трое. И наконец двое: он и она.

И идут они теперь медленно и почему-то молчат, не глядят друг на друга.

Но вот она останавливается возле большого четырехэтажного дома:

— Здесь я и живу. Спасибо, Саша.

— За что?

— За то, что всю дорогу нес мой рюкзачище.

— Тогда и тебе спасибо за мой рюкзак.

Люся долго поправляет косынку и наконец протягивает руку:

— До свидания, Саша.

— До свидания…

— Счастливо тебе добраться… — Она не торопится уходить. И не отнимает своей руки.

— А до занятий еще целых три дня, — неожиданно говорит он и почему-то вздыхает.

— Да, еще три дня, — повторяет она. — А может, ты выберешь в эти дни пару часов и… поможешь мне разобраться в математике?

— Непременно! — говорит он. — Конечно! Хоть завтра.

— Нет, завтра я займусь домашними делами. А послезавтра приходи, если можешь. Часам к одиннадцати. Хорошо?

Он молча кивает головой.

— Вот в этом подъезде, квартира тридцать вторая, запомнишь? Ну, до свидания. — Она берет рюкзак и идет к дому. А он все не двигается с места. Она оборачивается и машет рукой. И ему кажется, что он еще видит ее улыбку и ощущает на руке холодок, оставшийся от ее ладони.

А улицы спят. И сонно покачиваются на столбах фонари. И поют свою песню невидимые во тьме провода.