Онлайн чтение книги Повести
95 19

Вынутая из медведя пуля стала наказанием для Семена Тетерина. До сих пор он покойно жил, никого не боялся, любому и каждому мог без опаски смотреть в глаза. Сейчас же, выходя из своего дома во двор, он каждый раз оглядывался – не столкнется ли с Митягиным или с Настей, не нарвется ли на попреки или расспросы. Даже один вид митягинских ребятишек, возившихся с гамом и смехом целыми днями в проулке перед домом, смущал и расстраивал.

Стала для Семена страшным человеком и Глашка Попова, бегавшая иноходью из деревни в деревню с почтовой сумкой. Всякий раз, когда Глашка, пыля сапогами, бежала вдоль села, падало сердце: повернет к нему или проскочит мимо? А после того как она пробегала мимо, почему-то становилось еще более неспокойно – лучше бы принесла этот вызов к следователю. Семен представлял себе лицо Дитятичева, суховатое, с тонкими мягкими губами, с лопушистыми серыми ушами, его спокойный, холодный взгляд. При одной мысли, что этот человек будет смотреть на него, допрашивать, тянуть душу, Семен загодя чувствовал себя преступником. Пуля! А ну, докажи, что это та самая. Митягина спасаешь, знаем, не без умысла: ежели на него падет вина, то и у самого рыльце пушком обрастет – на медвежью охоту неумелого взял, твоя неосмотрительность до беды довела. И то, что следователь медлил, не вызывал к себе, казалось Семену дурным знаком. Что-то там за его спиной придумывают, какие плетут петельки?…

В первые дни Семен опасался, что Митягин покою не даст – каждый день будет приходить и жаловаться. Но Митягин вылезал из дома только на работу. Из окна по утрам Семен видел, как фельдшер, уставясъ в землю, словно высматривал что-то оброненное, шел, волоча ноги, в сторону медпункта. Ежели кто-нибудь окликал его, испуганно оборачивался, прибавлял шагу.

Как– то Семен столкнулся с ним нос к носу. Виски впали, хрящеватый нос туго обтянут кожей, в глазах дурной блеск, под глазами круги -эх, перевернуло мужика. При виде Семена Митягин съежился, заморгал, уставился куда-то в сторону.

– Оно надо же, беда свалилась… Кто ж гадал…– виновато забормотал он, пряча глаза.

И Семен понял, что фельдшер сам избегает с ним встречи, ничего не знает, верит, что убил он, мучится. Сжалось сердце, хотелось выложить начистоту: «Твоя пуля медведя свалила, а не человека…» Но скажи, а Митягин шум подымет, начнет требовать – действуй, вызволяй из беды! Рад бы, а как? Мимо Дитятичева не пройдешь, а тот в один узелок свяжет Митягина и его, Семена.

Только и нашелся Семен, что сказал:

– Ты того, дружок… Не убивайся шибко-то…

Но Митягин с натугой, словно шею его душил ворот рубахи, покрутил лысиной, махнул рукой.

– Беда ведь… Эх!

На этом и расстались.

У Семена появилась новая забава, от которой порой становилось тошно. Он скрывался от старухи в свою боковушку, высыпал на дощатый стол пули – весь запас, какой был, – а рядом с ними клал ту, проклятую, вынутую из медведя. Потом долго перебирал, внимательно сравнивал – есть ли отличка. Нет, не было. Брось эту пулю в общую кучку – затеряется. Странно, маленький, ничем ровным счетом не приметный свинцовый кругляш – мертвая вещь, но в нем какое-то зловещее колдовство! Запутывает, раздирает душу, и не бросишь его, не отделаешься. Казалось бы, что стоит легонько подтолкнуть к куче других пуль – и не разберешь потом, какую же вынул из-под медвежьего черепа. Подтолкни… А завтра выбегут на улицу митягинские ребятишки, будешь на них глядеть и казниться – в руках правду держал, помочь мог бы, ан нет, испугался. И хочется подтолкнуть, и нельзя.

Семен опускал пулю в карман, но каждый раз оставалось такое чувство, что положил не ту, а какую-то другую. Каждый раз испытывал тоскливое бессилие – раз все пули друг на друга так похожи, то неси любую и доказывай: в ней правда спрятана. Кто поверит? А не поверят, то и нянчиться нечего с пулей, зря мучить себя…

Строже всего Семен хранил тайну от жены. Баба и есть баба – волос долог, да ум короток. Поведай, не утерпит – разнесет по селу. Проще признаться Митягину. Но с кем-то хотелось поделиться, услышать со стороны добрый совет. Один на один с этой трижды проклятой пулей можно сойти с ума.

Самым уважаемым человеком по селу был Донат Боровиков, председатель колхоза. Он в председатели был выбран давно, лет пятнадцать назад. Но добрых лет десять ни он сам, ни его колхоз ничем не выделялись среди других. Вырвался как-то неприметно: выстроил новую свиноферму, новый скотный двор, птицеферму с инкубатором и пошел разворачиваться. Раньше Донат был тощ, вертляв, теперь стал осанист, басовит, нетороплив, его имя печатали в газетах, на районных собраниях выбирали в президиумы…

Семен по давней дружбе часто заглядывал к Донату. Тот ставил для медвежатника поллитру и просиживая с ним за полночь, беседуя об охоте, о глухих лесных местах, о рыбных озерах в лесу, хотя сам ни охотой, ни рыбалкой нe бaловался.

Ему– то и открылся Семен.

– Да-а, история, – протянул Донат. Он сидел за столом в нательной рубахe, краснолицый, благодушный, разморенный пропущенным стаканчиком.

– Поганая история, больше некуда, – поддакнул Семен. – Скажи: ты-то хоть веришь ли мне?

– В чем?

– Что пулю вытащил из медведя, а не подсунул ее.

– В это верю. Только хочу совет дать, ты эту пулю при себе храни, а не шуми о ней на всех углах.

– Эко! Не шуми… Ты тоже хочешь правду упрятать?

Донат удобнее устроился за столом, заговорил внушительнее:

– Правда?… А ты задумывался когда-нибудь, что это такое? Вот я снял Гаврилу Ушакова с заведования молочной фермой. Он говорит: я полжизни на этом месте проработал, все силы отдавал, коли какая-нибудь корова растелиться не могла, ночами не спал, дежурил, нянчился. Правда это? Слов нет, правда – и сил не жалел, и ночами не спал. А все-таки я пошел поперек его правды. Гаврила – старик, образования никакого, норовит все сделать, как бабки да деды делали. Мы ему покупаем разные там электродойки, проводим автопоилки, налаживаем подвесные дороги, а они ему не к рукам – ломаются, стоят без пользы, ржавеют. Прикинул я: Гаврилино руководство только за два года вытряхнуло на ветер из колхозного кармана тысяч триста, ежели не все четыреста. Вот тебе две правды – его и моя. Представь, что я с Гаврилиной правдой соглашусь, – то-то будет житуха в нашем колхозе!

– Ты к чему гнешь, Донат?

– К тому, Семен, что, кроме митягинской правды, которую ты выковырял из медведя вместе с пулькой, есть и другая. Я этих судебных законов не знаю, но, видать, так уж положено: раз человека убили – верно, для острастки другим следует наказать. Скажешь – глупо. Согласен! Я и сам хотел быть милосердным. Но ведь не мы с тобой законы выдумываем. Будем считать, что кто-то непременно пострадать должен. Ты вот докажешь, что виновен Дудырев, что его по всей строгости должны в каталажку упрятать, с работы убрать. Буду я этому рад? Нет! А почему? Да потому, что боюсь – заместо Дудырева сядет какой-нибудь тип, пойдет тогда на строительстве, как на престольном празднике: кто-то стекла бьет, кто-то шкуру рвет. Интересно это мне, к примеру? Да упаси бог, сплю и вижу тот день, когда этот комбинат рядышком станет, рабочий класс вокруг него поселится. Еще в позапрошлом году семьдесят тонн капусты свиньям скормил. Вырастить-то эту капустку мы вырастили, а продать – шалишь. Пока из наших глухих мест по бездорожью на бойкое место ее вывезешь, она так в цене подскочит, что и глядеть-то на нее покупатель не хочет. А тут под боком у меня будет постоянный покупатель. Я ему и капусту, и помидорчики из теплиц, и огурчики – ешь витамины, рабочий класс, плати звонкой монетой. Мои колхозники на эту монету в твоих же магазинах велосипеды и мотоциклы покупать будут… Любой бабе, любому парню, на кого ни укажи пальцем – всем выгодно, чтоб строительство шло как по маслу, не срывалось бы, не разваливалось, чтоб Дудырев сидел на своем месте. Эта ваша глупая оказия, на проверку, не только Дудыреву коленки подобьет – нам всем по ногам ударит.

Семен остекленевшими глазами разглядывал распаренное лицо Доната Боровикова. Знаком с ним много лет, казалось, знал всего – и с изнанки, и снаружи – до мелочей. Не злой человек, не попрекнешь, приходи с нуждой – с порога не повернет, а на вот – по его словам, безвинного можно в крупу истолочь, чтоб других накормить. Добро строить на погибели?…

– Неужто тебе, Донат, Митягина не жаль? Одумайся, у него ж ребятишек куча.

– Мне и Гаврилу было жаль снимать с работы.

– Но ты Гаврилу не в тюрьму упек, а на другое место пристроил, вроде и не такое уж безвыгодное для Гаврилы.

– Эх, ежели б мне такая сила была дана – всех пристраивать, всех ублажать. Так нет такой силы. Не бывает! Приходится изворачиваться, а там долго ли толкнуть кого ненароком. Не для себя, для общей пользы толкаешь.

– Не по совести говоришь, Донат.

– По жизни говорю. А жизнь тебе не коврижка с медом, иной раз вжуешься – скулы сводит, а глотать нужно.

Семен широкой грудью навалился на стол, снизу заглянул в самые зрачки Доната:

– Вот мы сейчас пьем как дружки задушевные, знаю – на меня зла никакого не имеешь. Не за что… Скажи: можешь ты меня, как Митягина, для общей пользы в яму лихнуть? А?

Донат с минуту сопел в тарелку с надкушенным огурцом, затем твердо ответил:

– Ради общей пользы я себя пхну куда хочешь. А уж ежели своей башки не пожалею, то и твою навряд ли… Семен встал – зазвенела посуда на столе.

– Себя можешь пхать, а меня спроси сперва – хочу ли?

– Ты куда это?

Семен не ответил.


Читать далее

Владимир Федорович Тендряков. Повести
1 1 07.04.13
2 2 07.04.13
3 3 07.04.13
4 4 07.04.13
5 5 07.04.13
6 6 07.04.13
7 7 07.04.13
8 8 07.04.13
9 9 07.04.13
10 10 07.04.13
11 11 07.04.13
12 1 07.04.13
13 2 07.04.13
14 3 07.04.13
15 4 07.04.13
16 5 07.04.13
17 6 07.04.13
18 7 07.04.13
19 8 07.04.13
20 9 07.04.13
21 10 07.04.13
22 11 07.04.13
23 12 07.04.13
24 13 07.04.13
25 14 07.04.13
26 15 07.04.13
27 16 07.04.13
28 17 07.04.13
29 18 07.04.13
30 19 07.04.13
31 20 07.04.13
32 21 07.04.13
33 22 07.04.13
34 23 07.04.13
35 1 07.04.13
36 2 07.04.13
37 3 07.04.13
38 4 07.04.13
39 5 07.04.13
40 6 07.04.13
41 7 07.04.13
42 8 07.04.13
43 9 07.04.13
44 10 07.04.13
45 11 07.04.13
46 12 07.04.13
47 13 07.04.13
48 14 07.04.13
49 15 07.04.13
50 16 07.04.13
51 17 07.04.13
52 18 07.04.13
53 19 07.04.13
54 20 07.04.13
55 21 07.04.13
56 22 07.04.13
57 23 07.04.13
58 ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. 1 07.04.13
59 2 07.04.13
60 3 07.04.13
61 4 07.04.13
62 5 07.04.13
63 6 07.04.13
64 7 07.04.13
65 8 07.04.13
66 9 07.04.13
67 10 07.04.13
68 ЧАСТЬ ВТОРАЯ. 1 07.04.13
69 2 07.04.13
70 3 07.04.13
71 4 07.04.13
72 5 07.04.13
73 6 07.04.13
74 7 07.04.13
75 8 07.04.13
76 9 07.04.13
77 1 07.04.13
78 2 07.04.13
79 3 07.04.13
80 4 07.04.13
81 5 07.04.13
82 6 07.04.13
83 7 07.04.13
84 8 07.04.13
85 9 07.04.13
86 10 07.04.13
87 11 07.04.13
88 12 07.04.13
89 13 07.04.13
90 14 07.04.13
91 15 07.04.13
92 16 07.04.13
93 17 07.04.13
94 18 07.04.13
95 19 07.04.13
96 20 07.04.13
97 21 07.04.13
98 22 07.04.13
99 23 07.04.13
100 24 07.04.13
101 25 07.04.13
102 1 07.04.13
103 2 07.04.13
104 3 07.04.13
105 4 07.04.13
106 5 07.04.13
107 6 07.04.13
108 7 07.04.13
109 8 07.04.13
110 9 07.04.13
111 10 07.04.13
112 11 07.04.13
113 12 07.04.13
114 13 07.04.13
115 14 07.04.13
116 15 07.04.13
117 16 07.04.13
118 17 07.04.13
119 18 07.04.13
120 19 07.04.13
121 20 07.04.13
122 21 07.04.13
123 22 07.04.13
124 23 07.04.13

Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления

закрыть